Детектив в белом халате. У каждой болезни есть причина, но не каждому под силу ее найти - Макс Скиттл

Статус: Третий год обучения. Общая медицина и медицинская помощь в неурочное время.

На улице холод собачий. Неудивительно, что все простужены! Я закрываю глаза, продолжая прижимать телефонную трубку к левому уху. Я прижимаюсь лбом к краю страшно неудобного стола, за которым мне приходится сидеть дважды в месяц в течение последнего года узкоспециализированного обучения, и делаю глубокий вдох. Я злюсь, так как время, отведенное на звонок миссис Стокли, давно истекло. У меня такое ощущение, словно я пытаюсь порвать с ней, а она не хочет меня слышать.

Я выдыхаю. Никто не хочет, чтобы собеседник бросил трубку, но мне придется это сделать, если она не будет меня слушать. Сейчас четверг, 23:00, поэтому неудивительно, что я хотел бы быть где угодно, но только не здесь. Кроме того, отнюдь не драма разворачивается в полуразрушенном промышленном здании у черта на куличках, где располагается центр оказания медицинской помощи в неурочное время. Каждый раз, когда я добираюсь туда сначала на автобусе, а затем пешком, я боюсь, что меня ограбят, изобьют до потери сознания и засунут в мусорный бак. Ладно, это уже другая проблема. Вернемся к медицине…

С 18:00 до 08:00 человек, нуждающийся в консультации врача, но не находящийся в отделении неотложной помощи, может позвонить на номер 111. Сначала его обо всем расспросит специально обученный оператор, а потом при необходимости соединит со мной. Если, конечно, я в этот момент буду не в мусорном баке.

«Анатомия страсти»[16] может позавидовать!

Миссис Стокли в третий раз просит назначить ей антибиотики. Изо всех сил стараясь не показывать своего раздражения, я повторяю, что если у всех членов ее семьи насморк, чихание и дерьмовое общее самочувствие (это мои слова, не ее), то у них, скорее всего, простая инфекция верхних дыхательных путей, то есть простуда. Я повторяю ей это последние 20 минут. Даже мои слова о том, что они, безусловно, доживут до завтрашнего утра и смогут лицом к лицу встретиться с терапевтом, пролетают мимо ее ушей.

Четвертая просьба об антибиотиках раздается в трубке и влетает в мое изможденное ухо. Мое терпение лопнуло. Сжав кулаки, я объясняю миссис Стокли, что не буду назначать ей и ее родственникам антибиотики от простуды и что это окончательное решение. Я говорю, что ее близким следует поблагодарить меня за то, что я сокращаю их коллективный риск развития резистентности к важным антибиотикам широкого спектра. Если в будущем они серьезно заболеют и действительно будут нуждаться в них, чтобы не умереть от сепсиса и полиорганной недостаточности, эти антибиотики смогут спасти им жизнь. Я уже не говорю о необходимости контролировать уровень глобальной антибиотикорезистентности, чтобы предотвращать смерть других людей от сепсиса и полиорганной недостаточности. Да, миссис Стокли и ее родственникам нужно следить за признаками и симптомами более серьезных болезней, но пока им следует закупиться парацетамолом и пить чай с лимоном и медом, как всем остальным простуженным людям.

Возможно, я немного смягчил выражения, которые на самом деле использовал, но это посыл, который она должна была распознать между строк. Как только консультация с успехом завершается, я приступаю к следующей и опять начинаю объяснять, почему соответствие ожиданиям пациента не может, не должно и не будет являться статус-кво. После очередной консультации я ощущаю потребность подышать свежим воздухом. Разумеется, подальше от темных закоулков и мусорных баков.

Напоминание 15: Боль всегда (обычно) утихает.

Статус: Обучение окончено.

Какое счастье!

* * *

Три года специальной подготовки подошли к концу. Я преодолел 11-летний путь к началу своей карьеры и стал квалифицированным терапевтом. За эти годы я видел многое: любовь, ненависть, радость, горе, удивление, страх, наивность, разочарование, отчаяние, смирение, заблуждение, злость, торг, ностальгию, желание, благоговение, тепло и холод. Я почувствовал, что уже начал осознавать удивительную правду о работе терапевта: самое сложное обычно не касается медицины. Самое трудное — это грубые, нефильтрованные эмоции. Врач должен научиться ориентироваться в медицине среди них и постоянно следить за тем, чтобы медицина и эмоции не сталкивались. Во всех вышеупомянутых случаях я познавал профессию терапевта. Хотя значительную часть обучения я провел в больничной обстановке, все же догадывался, что общение не менее важно, чем знание медицины.

Они неразлучные друзья.

Уже в тот день, когда я оказался в хирургическом отделении в статусе младшего врача, я начал это замечать. Иногда это было более очевидно, иногда менее. Чем больше я наблюдал, тем больше начинал это понимать и ценить. Я, конечно, не самый умный врач. Шесть лет учебы в медицинской школе дались мне очень тяжело. Однако потом я понял, что у меня хорошо получается (по крайней мере, я на это надеюсь) распознавать человеческие эмоции. Думаю, мне часто удается сделать это раньше других и отреагировать таким образом, чтобы наладить связь с пациентом. Возможно, я обладаю эмоциональным интеллектом (который компенсирует отсутствие здравого смысла, как говорит Элис). Это вовсе не значит, что мои профессиональные решения лучше или хуже, чем у моих коллег. Скорее, меня отличает от них то, как я принимаю решения. Будь я брендом, это было бы моим уникальным торговым предложением.

Может быть, именно поэтому многие пациенты любят меня, хотя в это сложно поверить, глядя на низкого пузатого мужичка, который постоянно ругается. Я очень этому рад! Став терапевтом, я обрел профессию своей мечты, хотя раньше даже не догадывался, что хочу развиваться в этом направлении. Раньше я думал, что терапевтами становятся те, кто не могут освоить более сложные специальности. Однако к концу обучения понял, что самой сложной как раз является общая медицина и врачи, занимающиеся ею, должны быть особенно сильными. Пока я в профессии всего три года, но мне кажется, я готов идти по этому пути всю свою профессиональную жизнь.

Понедельник, 1 октября

Некоторые пациенты вызывают симпатию сразу же, и это факт. Иногда подобное происходит, когда они улыбаются вам при входе, и вы понимаете, что они, вероятно, не собираются подавать на вас в суд. Иногда вам просто нравится их энергетика. Когда Хэтти и ее давний партнер Том вошли в мой кабинет 30 секунд назад, я сразу понял, что они мне симпатичны. Кстати, формирование первого впечатления о пациенте — моя любимая часть работы. Это значит, что приходится задействовать свой эмоциональный интеллект и пытаться понять, как я смогу настроиться на одну волну с ними. Последние три года я стараюсь совершенствоваться. Отчасти это связано с тем, что мне нравится непосредственность и близость личного контакта терапевта с пациентом, а отчасти с моим желанием поскорее сформировать впечатление о пациенте и его ситуации. Кажется, я отвлекся… Извините, вернемся к Хэтти и Тому. Они примерно моего возраста, и им нравится такой же стиль, как и мне: они предпочитают модной одежде более взрослую и удобную. Кроме того, сразу видно, что они очень любят друг друга. Что в них может не понравиться? Когда Хэтти описывает свои симптомы, я чувствую, как они взаимодействуют друг с другом, словно играя в невербальный любовный пинг-понг.