Властитель огня - Дэниел Сильва

Габриэль приостановился. Арафат поправил свою кафию, затем посмотрел на полковника Кемеля и тихо по-арабски велел ему оставить их одних.

– Вы не притронулись к своему чаю, Джибриль. Могу я предложить вам что-нибудь еще? Может, сладости?

Габриэль отрицательно покачал головой. Арафат сложил свои маленькие руки и молча уставился на Габриэля. На губах его играла легкая улыбочка. У Габриэля сложилось отчетливое впечатление, что Арафат получает от всего этого истинное удовольствие.

– Я знаю, что вы сделали для меня несколько лет назад в Нью-Йорке. Если бы не вы, Тарик вполне мог убить меня в той квартире. В другое время вы могли бы надеяться, что он преуспеет. – Печальная улыбка. – Кто знает? В другое время вы, Джибриль, могли стоять там с оружием в руке.

Габриэль молчал. Убить Арафата? В последовавшие за Веной недели, когда перед его глазами были лишь обожженная кожа жены и изуродованное тело сына, он много раз думал об этом. Собственно, в самые тяжелые минуты Габриэль с радостью отдал бы свою жизнь за жизнь Арафата.

– Как ни странно, Джибриль, но недолгое время мы с вами были союзниками. Мы оба хотели мира. Нам обоим был нужен мир.

– Да разве вы когда-либо хотели мира, или же это было частью вашей стратегии – уничтожить Израиль и захватить всю территорию?

На этот раз Арафат оставил вопрос без ответа.

– Я обязан вам жизнью, Джибриль, и потому готов помочь в этом деле. Халеда не существует. Халед – плод вашего воображения. Если вы будете продолжать преследовать его, то упустите настоящих убийц.

Габриэль резко поднялся, оканчивая встречу. Арафат вышел из-за стола и положил руки Габриэлю на плечи. Габриэля словно обожгло, но он не сделал ничего, чтобы высвободиться из объятия палестинца.

– Я рад, что мы наконец официально встретились, – сказал Арафат. – Если вы и я способны сидеть и мирно беседовать, возможно, для всех нас есть надежда, что все устроится.

– Возможно, – произнес Габриэль, хотя в самом его тоне звучал пессимизм.

Арафат снял руки с плеч Габриэля и пошел было к двери, потом вдруг остановился.

– Вы удивляете меня, Джибриль.

– Чем же?

– Я ожидал, что вы воспользуетесь этой возможностью, чтобы внести ясность в то, что произошло в Вене.

– Вы убили мою жену и сына, – сказал Габриэль, намеренно искажая для Арафата постигшую Лию судьбу. – Я не уверен, что мы когда-либо сумеем, как вы выразились, «внести в это ясность».

Арафат покачал головой:

– Нет, Джибриль. Я их не убивал. Я приказал Тарику убить вас, чтобы отомстить за Абу Джихада, но я специально сказал ему, что вашу семью не надо трогать.

– Зачем вы отдали такой приказ?

– Потому что вы этого заслуживали. Вы вели себя в известной мере как человек чести в ту ночь в Тунисе. Да, вы убили Абу Джихада, но вы сделали все, чтобы его жена и дети не пострадали. Уезжая из виллы, вы даже остановились, чтобы успокоить дочь Абу Джихада, и велели ей смотреть за матерью. Вы это помните, Джибриль?

Габриэль закрыл глаза и кивнул. Картины произошедшего в Тунисе, как и взрыв бомбы в Вене, висели в галерее его памяти, куда он приходил каждую ночь в своих снах.

– Я считал, вы заслуживаете такую же смерть, как Абу Джихад, – смерть солдата в присутствии вашей жены и ребенка. Тарик не соглашался со мной. Он считал, что вы заслуживаете более сурового наказания – такого, когда человек видит, как умирают его жена и ребенок, поэтому он и подложил бомбу под их машину и удостоверился, что вы будете поблизости и увидите взрыв. Вена – это дело рук Тарика, не моих.

На письменном столе Арафата зазвонил телефон и словно нож, разрезающий полотно, отрезал память Габриэля от Вены. Арафат неожиданно отвернулся, предоставляя Габриэлю самому выбираться из комнаты. На площадке его ждал полковник Кемель. Он без звука повел Габриэля по обломкам «Мукаты». Яркий свет после полутьмы арафатовского кабинета невыносимо бил по глазам. За взломанными воротами Ионатан Шамрон играл в футбол с несколькими палестинскими охранниками. Ионатан с Габриэлем снова сели в бронированный джип и поехали по мертвым улицам. Когда Рамалла остался позади, Ионатан спросил Габриэля, узнал ли он что-либо полезное.

– Халед аль-Халифа взорвал наше посольство в Риме, – уверенно заявил Габриэль.

– Что-нибудь еще?

«Да, – подумал Габриэль. – Ясир Арафат лично приказал Тарику аль-Хурани убить мою жену и сына».

Иерусалим, 23 марта

В два часа ночи у кровати Габриэля зазвонил телефон. Это был Иаков.

– Похоже, ваш визит в «Мукату» разворошил осиное гнездо.

– О чем ты?

– Я у вашего дома на улице.

Телефон отключился. Габриэль сел на кровати и оделся в темноте.

– Кто это был? – спросила Кьяра сонным голосом.

Габриэль сказал ей.

– А в чем дело?

– Не знаю.

– Куда ты едешь?

– Не знаю.

Он нагнулся, чтобы поцеловать ее в лоб. Кьяра выпростала руку из-под одеяла, обвила шею Габриэля и прижалась ртом к его лицу.

– Будь осторожен, – прошептала она, легко касаясь губами его щеки.

А через минуту он уже сидел, пристегнувшись, на месте пассажира немеченого «фольксвагена» Иакова, и мчался через Иерусалим на запад. Иаков вел машину до нелепого быстро, как истинный сабр, когда руль в одной руке, а в другой – кофе и сигарета. Фары встречных машин бросали недобрый свет на его изрытое оспинами бескомпромиссное лицо.

– Его зовут Махмуд Арвиш, – сказал Иаков. – Это один из наших важнейших активов в Палестинской администрации. Он работает в «Мукате». Очень близок к Арафату.

– Кто предпринял подход?

– Арвиш пару часов назад подал сигнал, что хочет поговорить.

– О чем?

– О Халеде, конечно.

– Что ему известно?

– Он не сказал.

– Зачем тебе нужен я? Почему он не разговаривает со своим куратором?

– Куратор его – я, – сказал Иаков, – но говорить он хочет с вами.

Они доехали до западного края Нового города. Справа от Габриэля в серебристом свете только что взошедшей луны лежали плоскогорья Западного Берега. «Старики» называют эти места «Краем ШАБАКа». Это был край, где обычные правила не действовали и где те немногие договоренности, какие существовали, могли быть обойдены или нарушены всякий раз, когда считалось необходимым нанести удар по арабскому террору. Люди вроде Иакова были бронированным кулаком израильской безопасности, пехотой, занимавшейся грязной работой по искоренению терроризма. Шабакники могли арестовывать без причины и производить обыски без ордера, закрывать предприятия и взрывать дома. Они жили на нервах и никотине, пили много кофе и мало спали. Жены уходили от них, арабы-информаторы боялись их и ненавидели. Габриэль, хотя ему даны были государством величайшие полномочия, всегда считал себя счастливчиком, потому что его послали работать в Службу, а не в ШАБАК.