Покажи мне звёзды - Кира Мон

Лишь когда к стуку зубов присоединяется голод, я отправляюсь в обратный путь к маяку… а придя туда, не могу отпереть дверь.

И что теперь? Что за чертова хрень!

Пальцы у меня замерзли так, что я их почти не чувствую, и мне едва удается вставить ключ в замочную скважину, но не повернуть его так, чтобы дверь открылась.

Что-то в этом тупом замке упрямо сопротивляется и после бесчисленных, но безрезультатных попыток я обессиленно смотрю на часы. Сейчас только четыре с минутами, а Кьер собирался приехать в районе шести. До этого времени я замерзну до смерти. Однако, даже если я позвоню ему прямо сейчас, он вряд ли появится тут раньше. Как ни крути, а он живет не за углом.

Я оббегаю маяк по кругу, не найдя другого выхода. Не то чтобы я этого ожидала. У этой штуки стены двухметровой толщины, они защищены от всевозможных штормов, тут нигде не будет какой-нибудь маленькой задней двери. Прищурившись, я задираю голову и смотрю на первое окно, но даже при условии, что я смогла бы до него добраться, оно, по всей вероятности, слишком узкое, чтобы я в него пролезла. Потрясающе, серьезно.

Пока я прикидываю, что делать дальше, не прекращаю тереть ладони друг об друга и пытаюсь еще раз открыть замок. Изо всех сил давлю и поворачиваю его вправо, но идиотская штуковина просто-напросто не двигается.

Моя злость уступает тревоге. К шести часам уже стемнеет, не так ли? До сих пор я думала только о том, что буду делать, если свет вдруг погаснет внутри маяка. О том, что я могу стоять перед маяком, когда ко мне подберутся сумерки, я не думала.

И даже понимая, что это мало на что повлияет, я набираю Кьеру сообщение, где в двух словах описываю свое злоключение и прошу его привезти масло или что-то, чем можно смазать ключ, чтобы он легче поворачивался в замке. Потом мой взгляд дергается в направлении тропинки, как будто бы отправленное сообщение могло моментально наколдовать там Кьера. Как ни странно, этого не происходит.

Ладно. Что дальше? Как минимум, сегодня не будет такого элемента неожиданности, как вчерашним вечером. Сумерки наступают медленно, а значит, у меня достаточно времени, чтобы спокойно разработать план.

Фонарик остался на маяке возле кровати, но у меня, по крайней мере, есть смартфон. Хоть его скоро и нужно будет снова зарядить. Надеюсь, Кьер помнит про запасной фонарик. Лучше всего, если он будет маленьким, чтобы помещался в карман куртки.

Я в последний раз без особой надежды на успех дергаю ключ, после чего просто оставлю эту ерундовину торчать в замке, сую руки в карманы и с высоко поднятыми плечами неспешно бреду к причалу. Если подожду Кьера там, то быстрее окажусь не одна. Кроме того, может, у него все-таки получится приехать быстрее, и когда он будет здесь, еще не полностью стемнеет.

Время от времени я останавливаюсь, чтобы попрыгать на месте, один раз даже пробую приседать, и это немного помогает: я хотя бы убеждаю себя, что теперь не так отчаянно мерзну.

Когда я дохожу до ступеней в камнях, небо из бледно-синего становится бледно-серым. Облака сгущаются все больше и сильнее заслоняют собой заходящее солнце. Лодки нигде не видно, но это и понятно, сейчас только без двадцати пять.

Я со вздохом ползу вниз по ступенькам. По крайней мере, дождя нет, внушаю я сама себе, чтобы приободриться. А в бухте я даже буду в какой-то степени прикрыта от ветра.

Чтобы убить время ожидания, ищу на каменистом пляже у основания скал раковины и необычные камушки. К тому моменту, как солнце почти полностью скрывается за горизонтом, у меня в карманах уже много ракушек, которые я сполоснула в набегающих волнах. Они не очень-то впечатляющие, но это мои первые ракушки на Кэйрахе, и я подыщу им подходящее местечко на маяке.

В это время по всему скоплению облаков разливается насыщенный оранжевый свет. До этого я продолжала подскакивать, чтобы не совсем окоченеть, теперь же просто не могу пошевелиться и, затаив дыхание, наблюдаю, как море загорается последними лучами солнца. Покой. Тоска. Грусть. Страх. Я уже даже не хочу пытаться разобраться в своих чувствах, позволяю им просто проплывать надо мной, и на глаза наворачиваются слезы, когда солнце, сверкнув в последний раз, прощается с сегодняшним днем.

Так немыслимо красиво.

Вот бы мне еще удалось не видеть врага в приближающейся тьме.

Подойдя к пирсу и облокотившись на один из швартовочных столбов, присаживаюсь на корточки и начинаю контролировать свое дыхание. Сделать глубокий вдох, медленно выпустить воздух из легких. Я обхватываю руками колени и концентрирую все внимание на море. На шуме прибоя. На шорохе, с которым вода вновь откатывается на песок, выпутавшись из мокрых водорослей. Одиночный всплеск – возможно, рыба, а возможно, – слишком рано вырвавшаяся и разбившаяся волна.

Я ощущаю панику, которая дожидается во мне мгновения, чтобы напасть, но мне пока удается ее сдерживать. Не думать о прошлом вечере, не о том, как тесно стало у меня в груди… вдыхаю слишком глубоко и закашливаюсь.

Надо мной загораются первые неяркие звезды, а я кладу голову на колени, стараюсь не впускать наступающую ночь. Прежде дедушка всегда рассказывал мне о небе, когда я приезжала на каникулы. Пока даже ему не перестало удаваться заманить меня в темноту. Даже чтобы посмотреть на звезды.

Уже тогда я часто мечтала просто остаться жить с бабушкой и дедушкой, а не каждые пару лет переезжать вместе с мамой в новую страну. Но бунт я устроила только в четырнадцать лет. Я отказывалась снова переезжать – на этот раз из Копенгагена в Люксембург – отказывалась в который раз с трудом заводить новых друзей только ради того, чтобы потом опять прошлось их покидать. Мне хотелось остаться, где-нибудь осесть и пустить корни.

За этим последовали длительные дискуссии и ссоры, я неоднократно сидела у себя в комнате вся в слезах. Впрочем, оглядываясь назад, можно сказать, что мама довольно быстро разрешила мне в будущем поселиться у бабушки и дедушки. А как только она это сделала, я еще раз разрыдалась, так как вдруг уже не была уверена, что это именно то, чего я хотела. А хотела я в любом случае не того, чтобы мама уезжала без меня, но она все равно это сделала. Она меня бросила, и мой разум мне это разъяснил, хотя какая-то часть моего сердца в тот момент погибла.

Над морем разносится шум, негромкое ворчание мотора, и в эту минуту я осознаю, как уже стемнело. Целую секунду мне кажется, что железная петля вот-вот раздавит стиснутые ребра, прежде чем напряжение спадает, потому что я замечаю огни, которые движутся по воде мне навстречу.

Пока плеск воды становится громче, а затем раздается скрипучий звук. Я остаюсь сидеть, согнувшись. Лишь услышав шаги Кьера на пристани, заторможенно распрямляюсь. Боже, я продрогла до костей.

– Черт возьми! Лив! – испуганно вскрикивает Кьер, из одного пакета, которых он несет сразу несколько, что-то выпадает и скатывается по причалу в воду. Я не собиралась так его пугать, но, прежде чем успеваю извиниться, он ставит пакеты и в ту же секунду спасает меня от падения, так как я споткнулась о собственные ноги, которых почти не чувствую.