Земные радости - Филиппа Грегори

— Почти, — мрачно улыбнулся Сесил. — Я продал все прочие владения и еще взял в долг. Но я должен закончить дом и сад.

Сначала Джон трудился непосредственно перед домом, а именно занимался огромным регулярным садом под террасой, где находились личные покои графа. Каждая дорожка, ведущая от здания, была выверена относительно окон личных покоев таким образом, что Сесил, выглянув в сад, видел перспективу прямых линий, убегающих к горизонту. Нарушая традицию, Традескант использовал для обрамления дорожек разные растения. Цвета шпалер менялись после каждого пересечения дорожек, они сливались и бледнели по мере удаления от дома. На всех перекрестках стояли небольшие статуи, напоминавшие о бренности человеческой жизни и мимолетности желаний.

— С тем же успехом я мог бы поместить тут вывески ростовщиков, — угрюмо заметил Сесил, когда они с Джоном шли по новым дорожкам.

Садовник в ответ усмехнулся.

— Вас предупреждали, милорд, — ласково упрекнул он своего господина, — но вы сделали все по-своему.

— И ты намекаешь, что я был не прав? — уточнил Сесил, с проблеском юмора посмотрев вверх, на более высокого Джона.

Тот покачал головой.

— Только не я! Это была великая авантюра. И великолепно выполненная. Но многое еще предстоит сделать.

— Я получил от тебя прекрасный подарок, — задумчиво произнес граф.

Они взбирались по ступеням каменной террасы. Сесил отказался принять помощь садовника и теперь тяжело подтаскивал свою хромую ногу. Джон ступал рядом, засунув руки глубоко в карманы и удерживаясь от того, чтобы вытащить руку и поддержать своего господина. Они добрались до верха, граф бросил быстрый благодарный взгляд на Джона и попросил:

— Прогуляйся со мной.

Они зашагали плечо к плечу по свежеуложенной брусчатке, рассматривая изгибающиеся партерные цветники регулярного сада.

— Так вот, ты преподнес мне отличный подарок. С каждым годом сад будет становиться все краше. Большинство даров расходуются за первые несколько недель, как любовь в молодости. Но твой подарок останется здесь после того, как нас обоих уже не будет.

Джон кивнул. Над ними было мягкое серое небо; на западе, там, где село солнце, розовели облака. В лесу заухала сова, ее бледная тень скользнула над новым фруктовым садом и исчезла внизу, в долине.

Граф улыбнулся.

— Я много сделал для Англии, но, возможно, самым верным решением было взять тебя на работу. Сад — моя главная радость в жизни.

Традескант ждал, когда граф продолжит говорить. В последнее время Сесил не был склонен к беседам, он просто брел рядом со своим садовником мимо постепенно появляющихся очертаний сада и парка. С каждым днем от графа требовалось все большего напряжения; влияние фаворитов вокруг короля не уменьшалось, проблемы дворцовой расточительности вставали все острее. При дворе царила мода на маскарады, по любому случаю устраивались убийственно дорогие представления: вечером — тексты, музыка, костюмы и постановка, утром — все полностью заброшено. Любой фаворит двора, будь то мужчина или женщина, считал своим долгом иметь костюм, сияющий драгоценностями; каждый исполнитель ведущей роли просто обязан был появиться на сцене на колеснице, а уйти под фейерверк.

Вместе с английской короной Яков унаследовал огромное богатство. Легендарная скупость прежней королевы сослужила стране хорошую службу. Ее отец оставил трон с двумя источниками доходов. Постоянный приток денег шел от продажи мест при дворе, королевских милостей и административных должностей. Поступали также редкие субсидии от покладистого парламента, которые брали из налогов.

Равновесие было весьма хрупким. Обложишь промышленность слишком суровым налогом — купцы, торговцы и банкиры будут жаловаться. Станешь часто ходить с протянутой рукой в парламент — деревенские сквайры, заседавшие там, попросту купят контроль над королевской политикой. Только жестоко экономя на всех расходах, занимая деньги, практикуя постоянные подарки, то есть поощряя откровенную тотальную коррупцию, король Генрих Тюдор и его дочь Елизавета скопили состояние для себя и обеспечили стабильное надежное процветание для Англии. Масштабное присвоение имущества католической церкви положило начало этому процессу, а тюдоровское обаяние и тюдоровское вероломство продолжили его.

Король Яков был новичком в таких делах, но его окружали полсотни наставников и советчиков, в том числе и Сесил. Граф надеялся, что Яков, который до этого вел скромное существование в холодных замках бедного королевства, проявит во всей красе семейную легендарную скупость и при этом не будет избалован показной пышностью.

Оказалось, однако, что к хорошему привыкают быстро. Яков, недавно возведенный на один из богатейших тронов Европы, не видел причин отказываться от своих желаний. Деньги из королевского кармана рекой текли на новых фаворитов, на роскошный двор, на каждую изысканную женщину и красивого мужчину. Даже постоянные усилия Сесила — откуп от налогов, продажа почестей, эксплуатация сирот, опекуном которых становился король, — не могли обеспечить казне постоянный доход. В скором времени королю предстояло созвать новый парламент, который мог выступить против него и против придворных фаворитов; проблема отношений между королем и народом могла открыться для обсуждения. Трудно было предугадать, куда заведут подобные дебаты.

Граф упрямо хромал впереди. Артритное бедро болело при ходьбе, последние несколько месяцев боль усиливалась. Сочувствуя хозяину, Джон придвинулся ближе, и Сесил оперся на его плечо.

— Всю жизнь я играл с силами, которые нами правят, — сказал граф. — Теперь я только и занимаюсь тем, что стараюсь просчитать последствия. Король проматывает состояние Елизаветы так, будто у колодца нет дна. И что в результате? Дорог нет, флота нет, защиты наших кораблей нет, никаких новых колоний, достойных упоминания… и народу нечего предъявить.

Темнело, прохладные сумерки начала лета скрыли пустые уголки сада, затемнили неприглядные места. На террасе граф задел плащом свои любимые гвоздики, посаженные Джоном в больших декоративных вазах, и воздух наполнился ароматом. Садовник наклонился, сорвал цветок и протянул его хозяину.

— Это вы привели на трон нового короля, — заметил Джон. — Вы хорошо послужили, и он получил Англию без проблем. Вы сохранили в стране мир.

Граф кивнул.

— Да, я помню. Но вот это маленькое каштановое дерево, Джон, это маленькое дерево в горшке может принести гораздо больше радости огромному числу англичан, чем все мои интриги.

— Большинство людей не склонно к политике, — извиняющимся голосом отозвался Джон. — Я лично предпочитаю растения.

Сесил рассмеялся.

— Хочу показать тебе кое-что. Возможно, ты удивишься.

Он повернул обратно, и Джон последовал за ним к дому. Широкая двойная дверь была открыта, с обеих сторон стояли слуги. Граф прошел мимо них, как мимо невидимок, а Джон вежливо кивнул. Скоро они оказались в затененном зале. Деревянный пол и панели пахли свежим деревом, в углах еще лежали опилки, контуры филенок на панелях отчетливо блестели. На дереве не было ни одного слоя полировки. Светлая древесина даже в сумерках светилась, будто купалась в солнечном свете. Винтовая лестница опиралась на большую колонну. Резчик, уходя домой после работы, накрыл ее тканью. Граф отвел ткань в сторону и спросил: