Тайна "Красной Москвы" - Ольга Тарасевич

Стасик видел маму, висящую на люстре, себя, стоявшего рядом, и понимал, что в голове этого самого Стасика роятся бессвязные лихорадочные мысли.

Тот мальчик думает, что, наверное, ему надо что-то делать. Глупо стоять вот тут, рядом с уже давно мертвой мамой. Но что именно надо делать — понять никак не получается…

Так и не решив, что предпринять, Стасик вернулся в свою комнату, забрался в постель, накрылся с головой одеялом и долго плакал. Соленые слезы разъедали кожу, создавая болезненно-завораживающий аромат. А потом Стасик уснул и проснулся от резкого запаха котлет и тушеной капусты. Он открыл глаза, увидел стоящую возле его постели пожилую полную женщину в длинной серой кофте (от кофты и шли насыщенные запахи кухни).

Женщина всхлипнула, неловко погладила Стасика по голове шершавой ладонью.

— Вот и отмучилась твоя мамка, — пробормотала женщина, и по ее покрасневшему морщинистому лицу побежали слезы. — Не было у нее счастья. Снасильничали ее. К соседу нашему сын приехал, Володька. А мама твоя Сережку Малышева любила, из армии его ждала. Но тот подонок, папашка твой, отказа никогда не знал. А когда дочь моя бедная поняла, что понесла — аборт уже поздно было делать. Так и мыкалась с тобой. А у тебя одно лицо с иродом этим Володькой… Пока ты маленький был — держалась еще моя дочка, в хлопотах вся. А сейчас вот сломалась. Не смогла она с этим жить. И с тобой не смогла… Стасик, ты пойми — я одна тебя не потяну. У меня пенсия маленькая, ноги больные. Родни нет у нас. Придется в детский дом тебя пристраивать. Не обижайся, пожалуйста. Просто другого выхода я не вижу…

Он слушал всхлипывающий голос, деталей не понимал. Ясно было только одно — ничего хорошего с маленьким Стасиком больше уже не случится…

… — Лика? Вы живы? — едва слышно бормочет Орехов.

Я с облегчением выдыхаю.

Стас, похоже, уже начинает воспринимать действительность. Он узнал меня, галлюцинации отступили. Может, продержится до приезда врачей?!

Блин, с нашими московскими пробками «Скорая» едет вечность…

— Я виноват перед вами, наверное. Простите меня. Но в этой жизни — каждый сам за себя, — бормочет парфюмер, облизывая пересохшие губы.

— В чем вы виноваты?

— Я вас предал. Воспользовался вашей доверчивостью. Вы простите меня? Моя бывшая жена права: я не умею думать о других, только о себе. Так уж получилось. Простите меня, пожалуйста…

Глаза Орехова буквально впиваются в мои, словно бы пытаясь рассмотреть в них прощение.

За что мне его прощать?

Пугают меня подобные разговоры.

И где же, в конце-то концов, эти врачи?!.

…Про то, что детский дом кажется ему раем, Стасик предпочитал помалкивать. Один раз сказал, что очень тут ему нравится в сравнении с жизнью вместе с мамой — мальчишки дождались ночи, прокрались в спальне к его кровати, заткнули рот подушкой и отметелили.

— Лучше родных родителей никого нет!

— Меня мама домой заберет!

— А меня усыновят! В детдоме не может быть хорошо, ты понял?!

Они били его, выкрикивали сокровенные мечты и надежды, а Стасик с изумлением принюхивался.

Сердясь, мальчишки выделяли странный свеже-сладкий запах. Он не имел ничего общего с резкой кислостью застарелого пота, он не напоминал терпкость свежевспотевшей кожи. Пожалуй, Стас даже был готов потерпеть тумаки подольше, чтобы окончательно понять и запомнить, как пахнут злоба и ярость.

Бабушка никогда не навещала Стаса. И он скорее был рад этому факту, чем расстроен. Бабуля работала в заводской столовой, и в ее одежду намертво въелись запахи кухни, вызывавшие у Стаса мучительную мигрень.

Детдомовские дети ходили в школу, расположенную в соседнем дворе.

Учился Стас плохо. Ни литература, ни математика его не интересовали. Изучив запахи в кабинетах (больше всего ему нравилось, как пахнет в кабинете труда — канифолью, металлом, свежим деревом), Стас все уроки напролет составлял свои, как он мысленно выражался, «ароматные букеты». Добавлял к прохладному струящемуся аромату бутона белой розы немного ландыша и жасмина, потом анализировал: раскроет или, наоборот, затушует композицию нота растертой мяты или терпкой ванили.

Интуитивно он понимал: нужно знать, как извлечь запахи; как закрепить их на основе; как добиться того, чтобы придуманный «букет» не менялся при воздействии света и температуры.

Появление в расписании химии и физики помогло найти ответы на эти вопросы.

Поощряя интерес детдомовского мальчишки, молодая учительница химии Вероника Павловна разрешила оставаться после уроков в лаборатории. Она принесла дистиллированной воды, спирт, небольшие колбы, в которых можно было смешивать составы.

«Подарю Веронике Павловне духи, — мечтал Стас, прикидывая, как бы совершить набег на Ботанический сад и украсть там множество головок роз для получения абсолю. — Она их понюхает и улыбнется».

Грабить Ботанический сад не пришлось. Как оказалось, родственница одной из детдомовских воспитательниц работает в цветочном магазине, и удалось заполучить громадный букет, закрученный в простую светло-бежевую бумагу. Розы были именно такие, какие и требовались Стасу: свежие, темно-бордовые, полураспустившиеся. Их лепестки сочились дивным тонким прохладным ароматом, очень благородным и изысканным.

Как рассказала Вероника Павловна, эфирные масла можно получить двумя способами: методом дистилляции и методом анфлеража.

В первом случае растительный материал помещают в контейнер, а потом либо кипятят в воде, либо подвергают воздействию пара под давлением. Во время этого процесса происходит изоляция летучих и нерастворимых веществ. Образующуюся смесь паров эфирного масла и воды конденсируют, и масляный слой отделяют.

Метод анфлеража состоит в том, что масло, испаряющееся из цветков, поглощается чистым, не имеющим запаха говяжьим или свиным жиром, нанесенным тонким слоем на стекло. Из образовавшейся душистой массы (помады) масло извлекают растворителем.

Учительница считала, что метод дистилляции с учетом их скромной лаборатории предпочтительнее, и Стас с Вероникой Павловной был согласен. Дистилляция займет меньше времени, да и растворитель без запаха, позволяющий извлечь масло из помады, отыскать сложно.

Стас обрывал лепестки и представлял, какие дивные ароматы можно составить при участии розового эфирного масла.

Но, увы, получить качественный продукт не вышло.

Наверное, температура при нагревании воды с лепестками должна была быть меньше. У Стаса в колбе образовалось масло, пахнущее чем угодно — старыми тряпками, мокрой собачьей шерстью, — но не дивной нежной розовой аристократичностью.