Наблюдатель - Дэвид Эллис

Мой дом находился за углом — небольшой кирпичный особняк, рассчитанный на одну семью. Я купил его полгода назад. Для меня одного он был явно великоват.

«Это же дом для семьи», — зловещим тоном заметила в свое время Шелли. Но мне нравился его внешний вид и льстило, что на рубеже двадцатого и двадцать первого веков в этом особняке проживал сенатор США.

Прежде чем переехать сюда, я жил в высоком многоквартирном доме в центре города, возле озера. Квартира была обставлена просто и располагалась недалеко от работы, но там я не чувствовал себя дома. Мне не нравился вахтер у входа, который постоянно отмечал, когда я ушел и когда вернулся, хотя в моей жизни не было ничего интересного. Просто мне не хватало уединения.

Зато теперь у меня было достаточно места для личного пространства. Почти пять тысяч квадратных метров — и все это в моем полном распоряжении. Однако я не мог войти в свой собственный дом без ключей. К счастью, когда только въезжал сюда, я спрятал запасной ключ. Боялся, вдруг потеряю ключи, хотя и предположить не мог, что это произойдет при подобных обстоятельствах.

Я пошел по тропинке к гаражу, где у меня скотчем был приклеен к водосточному желобу запасной ключ. Затем открыл ворота и направился на задний двор — он довольно маленький для сельской местности, но вполне приличный для города. Двор обрамлял кустарник, который, слава Богу, рос самостоятельно, поскольку я не имел ни малейшего представления, как ухаживать за садом. Позади гаража был оборудован мини-корт и находился щиток с корзиной для баскетбола. Еще там была детская площадка с качелями и гимнастическими снарядами. Думаю, это и отпугнуло Шелли. С таким же успехом я мог бы сразу сделать ей предложение. «Сейчас неподходящее время» — так она сформулировала свою позицию.

Несколько ступенек вели к двери, за которой находился вход в подвал. Лишь подойдя к ней, я понял, что никогда не проверял, подходит ли запасной ключ к замку. И вообще, исправен ли он. На самом деле я ни разу не открывал эту дверь с января, но очень надеялся, что ключ подойдет, потому что в противном случае мне не светило ничего хорошего. Можно было взломать замок, но я не имел опыта в этом деле. За всю свою жизнь я совершал лишь один вид грабежа: когда посылал счета моим клиентам.

Я вставил ключ в замок и прочитал про себя молитву. Ничего не вышло. Да, мистер Райли, ваш сын в очередной раз доказал, что он разиня. Может, он неплохо выступает в суде, но совершенно не умеет работать руками.

— Боже, — проговорил я, — черт возьми!

Ну ничего, эта дверь еще пожалеет, что не захотела меня впускать. Я подобрал в саду камень. Возможно, существовал и более безопасный и эффективный способ совершить взлом, но моя голова раскалывалась и мечтала поскорее оказаться на подушке, поэтому я размахнулся, как бейсболист-любитель, и со всей дури шарахнул по маленькому стеклянному оконцу на двери рядом с замком.

— Черт! Проклятие! — крикнул я, схватившись за окровавленный кусок мяса, в который превратилась моя рука. Осколки стекла впились между костяшками пальцев, кровь забрызгала рукав.

Что за чудесная ночь!

Я просунул руку и отодвинул засов, стараясь думать о том, как хорошо снова оказаться дома, а вовсе не о той дополнительной работе, которую сам себе устроил, — мне еще предстояло вставить в дверь новое стекло. Агенты по недвижимости с упоением рассказывают нам, как хорошо построены старые дома. Так хорошо, что вы можете выжить здесь во время урагана. Но вы должны быть готовы к тому, что вам придется чинить туалет и заново подключать бойлер, а также искать рубильник среди ночи. Однако я окончил школу юристов не для того, чтобы выполнять работу плотника. Я зарабатываю достаточно и могу нанять человека для подобных дел.

Огромный подвал в скором времени я собирался перестроить: установить стол для бильярда и доску для дартса, соорудить бар и, разумеется, повесить большую плазменную панель. И я надеялся, что это случится раньше, чем на Ближнем Востоке наступит мир. Здесь стояло с дюжину ящиков, разобрать которые у меня пока не дошли руки. Единственное, что я успел сделать, — это оформить «стену Бургоса», как я ее любовно называл. Она напоминала доску почета в школе, только вместо грамот и медалей здесь были оружие и заметки, ужасные фотографии и рисунки, сделанные в зале суда.

Репортеры из городского журнала, которые написали статью через два месяца после того, как я купил этот особняк, проторчали здесь, изучая материалы по Бургосу, куда больше времени, чем во всем остальном доме. Они собирались написать милую статейку о человеке, купившем дом сенатора Роше, а в результате получился материал о парне, который осудил Терри Бургоса.

Когда Бургоса казнили, те из нас, кто посадил его за решетку, по-братски разделили материалы по этому делу. В комнате, где хранились улики, находились различные фотографии и памятные вещи. После вердикта Родни Кинга[5]мы стащили их как грабители. В нашей группе, состоявшей примерно из двенадцати человек, у каждого остался хотя бы один сувенир на память. Думаю, многие из них позднее были выставлены на интернет-аукционе.

Мне повезло больше всех — возможно, потому, что я был неофициальным руководителем группы, которая занималась делом Бургоса. У меня сохранился листок со словами глупой песни, вдохновлявшей Бургоса на убийства. Еще две фотографии, на которых он изображен входящим и выходящим из зала судебных заседаний во время процесса. Осталась вырезка из журнала «Таймс» со статьей обо мне и фотография ванны, где Бургос утопил Морин Холлис, а также расшифровка допроса, где Бургос признается в своих преступлениях детективу Джоэлу Лайтнеру. А посреди этого коллажа находились два орудия убийства из арсенала Бургоса. Во-первых, нож, которым Бургос вырезал сердце Элли Данцингер и перерезал горло Энджи Морнаковски: обычный кухонный нож с лезвием длиной двенадцать сантиметров. А во-вторых, мачете — его Бургос так и не использовал. Это был мой самый любимый экспонат. Тяжелое мачете со стальным лезвием длиной шестьдесят сантиметров.

Я глубоко вздохнул. Вот это была настоящая жизнь. Я преследовал плохих парней, соединял все звенья в цепи, чтобы доказать их вину, а потом отмечал свой успех с полицейскими. Теперь я разбогател так, как никогда и не мечтал. Губернатор хотел сделать меня федеральным судьей, а я стою здесь и переживаю из-за прошлого.

«Ты слишком долго проторчал внизу, с надеждой глядя вверх, и совсем забыл, как это приятно — взбираться на вершину», — укорил я себя.

Я оторвал кусок картона от неразобранного ящика и отыскал упаковочную ленту. Затем постарался аккуратно заклеить дыру в двери, ведущей в подвал. Проблему это не устранило, но принесло временное облегчение. Теперь нужно избавиться от боли в руке и голове. Я решил принять одно из тех лекарств, что продают в конусообразных стекляшках, и плевать, что только три часа ночи. Подумав об этом, я стал подниматься по лестнице.