Поиграли, и хватит - Марина Серова

— Да, старушка, — подытожил Гарик. — Похоже, накрылась эта самая Оленька, твоя подопечная. Симпатичная была девчушка… Вот сволочи! Подонки! Я бы их всех…

Длинный и заковыристый «приговор» на армянском языке не сулил сволочам и подонкам ничего хорошего.

— Похоже, Гарик, похоже. СЛИШКОМ даже похоже…

— Постой-ка… Ты думаешь, что это… что это все «липа», да? — ошеломленно проговорил мой умный друг. — То-то я смотрю, гэбисты забегали…

— А они забегали?

— А то! Этот Вингер сейчас под их прямым патронажем, ты уже, наверно, знаешь… Сдается мне, Таня-джан, они с минуту на минуту заберут это дело себе. Так что если ты там чего-то химичишь с фактами, то очень не советую, слышишь?

Так как я не отвечала, размышляя, заволновавшийся капитан повысил голос и переспросил, как на допросе:

— Татьяна, ты ничего не скрываешь от следствия? Может, вызнала что-то у папаши Вингера, а?

— Нет, кэп, ничего я у него не вызнала, к сожалению, — честно призналась я. — Неужто я не поделилась бы, если б отхватила что-нибудь себе не по зубам? Ты ж меня знаешь!

— Именно поэтому-то и волнуюсь, — резонно заметил Гарик. — Смотри у меня!

— Смотрю в оба. Ты не знаешь, за Вингером установили наружное?

— Мы — нет, это точно. А вот «серый дом»… более чем вероятно.

М-да… Ситуация осложняется с каждой минутой. Но этого и следовало ожидать! Кто мог всерьез думать, что ФСБ станет хлопать ушами, когда у главного разработчика секретного госзаказа таинственно исчезает дочь? Разве что сам Лев Анатольевич, бедняга. Надеюсь, он хоть не собирается на самом деле преподнести этим негодяям «ноль-первый заказ» на блюдечке?! Этого еще не хватало.

— Да, коллега, если твой Вингер темнит — я ему не завидую. — Гарик будто прочитал мои невеселые мысли. — Вряд ли «серый дом» так легко проглотит сказочку про случайных насильников на угнанной машине. Если это и впрямь сказочка, конечно. Я поначалу сам как-то не задумался, а вот теперь вижу: слишком много «белых ниток» торчит… Да, забыл одну вещь: соседка Вингера — ну, та, у которой телефон, — показала, что в субботу вечером, поздно, около двенадцати ночи, инженеру звонил мужчина, не назвавший себя. Извинился за поздний звонок, очень просил пригласить соседа — все честь по чести. Сказал только, что очень важное дело. Ты слушаешь?

— Спрашиваешь!

— Так вот: разговор Вингера длился совсем недолго, но бабушке показалось, что инженеру он очень не понравился. Она даже спросила, все ли в порядке. Ну, тот, конечно, — да, мол, все о’кей, не беспокойтесь. Чтоб отстала, значит. По телефону Вингер говорил только «да» и «нет», а в конце сказал: «понял» — и положил трубку. Вот так, Татьяна. Может, это ничего и не значит, а может…

— Какой был голос, Гарик? Молодой, старый? Без иностранного акцента?

— Голос как голос. Старушке показалось, мужчина средних лет. Про акцент она ничего не говорила, значит, и акцента никакого не было. Она наблюдательная бабуленция, заметила бы.

— А что сам Вингер сказал по поводу этого звонка? Как объяснил?

— Таня-джан, ты думаешь, Гарик — Господь Бог?! Наверняка он как-то объяснил, только кто ж мне даст материалы чужого дела? Ты думаешь, все то, что Гарик тебе сейчас широким жестом отдал совершенно бесплатно, ему самому дешево досталось?!

Начинается…

— Нет, Таня-джан: все это стоило Гарику много дружеского и в первую очередь мужского обаяния! А ты думаешь, эти драгоценные ресурсы легко восстанавливаются? Гарик Папазян, между прочим, иногда тоже нуждается в реабилитации.

— Гарик, о чем ты говоришь? Да ты у нас в этом смысле вечный двигатель. Перпетуум мобиле!

— Попрошу не выражаться. Что тебе еще нужно от Гарика, эксплуататорша? А то шеф уже меня с собаками ищет.

— Папазянчик, они еще не отпустили Красникову? Уж теперь-то, в свете новых фактов…

— А, эту юную красотку… — В голосе Гарика появилось его «фирменное» мурлыканье. — Видел я ее одним глазком. Классная девочка! Отдали бы ее мне — мигом призналась бы хоть в покушении на Папу Римского… под пытками в постели.

— Черт бы тебя… Так она еще у вас?

— Да отпустят, куда денутся. Против нее же ничего нет. По-глупому взяли девку, перестарались. Думаю, сегодня к вечеру и выпустят.

Я еще спросила у него про дело Ренуа, и Гарик ответил, что тут у милиции полный «завал». Рэй вчера сказал мне правду: ни одного свидетеля, ни единой улики. Дверь пятьсот первой комнаты была заперта на ключ, который обнаружили неподалеку от трупа, и решили, конечно, что он выпал из кармана погибшего. Шприц, из которого погибшему была введена лошадиная доза ЛСД, валялся в комнате, и на нем нашлись, разумеется, только Сашины отпечатки. Как и на всех остальных предметах скромного студенческого быта. Таинственный ночной гость позаботился даже о том, чтобы на столе остались «неопровержимые» доказательства того, что несчастный собственноручно приготовил раствор смертоносного зелья…

Словом, картина самоубийства налицо: пиши заключение — и с плеч долой.

Однако Папазян высказал свое предположение: возможно, затишье в милицейском расследовании означает, что и этим делом заинтересовался «серый дом».

— Может, они усекли связь между этими двумя преступлениями и вот-вот наложат свою лапу на оба? Не знаю, старушка, не знаю… Я тебе все сказал, а там смотри сама. Гарик сделал свое дело, Гарик может уходить. У него и своих забот полон рот. Только мой тебе совет: семь раз отмерь, прежде чем… на восьмой зарезаться, ха-ха! — Гарику явно пришлась по душе собственная шутка.

— Спасибо, ара. Запиши на мой счет. Так где, ты сказал, нашли этот «Опель»?

— Ты Смоленское ущелье себе представляешь? Ну вот: проезжаешь детскую больницу, оставляешь слева жилой массив, чуть дальше будет транспортная развязка, ты поворачиваешь влево — и минут через десять перед тобой это славное местечко.

— А если повернуть направо — там за лесопарком теннисный клуб?

— Точно. Крутое местечко. Года два как открылись. Но с точки зрения криминала вроде пока чисто. Если когда-нибудь вышибут со службы — найду денежную работенку и стану завсегдатаем. Желаю приятной прогулки!

Эфир опустел. Я швырнула трубку на сиденье и размяла затекшую спину. Как-никак проторчала на обочине добрых сорок минут.

Снова совпадение! Пустырь с сожженной машиной, в которой везли Ольгу, — и теннисный клуб, куда наведывается вся эта компания. Тощий долговязый тип, крутившийся возле «Опеля», — и… и… что же еще? Ну конечно: фотография, сделанная все в том же клубе! Я достала ее из сумочки. Вот же он, тощий и долговязый, — тот субъект, что затесался в кадр. Субъект без возраста и практически без лица — просто случайное пятно. Но почему-то мне сразу подумалось, что он оказался там неспроста. Я даже вроде припомнила, что видела его мельком, когда сама там бывала. Но сейчас, если передо мной поставят сразу несколько экземпляров такого «шваброобразного» сложения, — пожалуй, я его не узнаю.