Скиталец: Страшные сказки - Анастасия Князь

— Она могла пожрать его. Или разорвать так…

— Довольно! Замолчите!

Ирина вскочила с места — ножки её стула проскрежетали по дереву, будто ставя точку в разговоре. Она тяжело дышала, прожигая его глазами, а Морен отвечал ей терпеливым спокойствием. Но, несмотря на внешнее хладнокровие, сердце его билось в груди, как во время схватки.

— Я приказываю вам, — произнесла графиня, чеканя каждое слово, — забыть об этом разговоре и об этой идее.

— При всём уважении, вы не можете мне приказывать.

Ирина отпрянула, точно получила пощёчину. Неужели прежде ни один мужчина не отказывал ей? Глядя на её красоту, Морен отчасти понимал их. Графиня прикрыла глаза, сделала несколько глубоких вдохов и окончательно взяла себя в руки.

— Что вы хотите увидеть, вскрыв могилу? — спросила она сдержанно.

— Следы трансформации. И, по возможности, я бы хотел вскрыть её тело, чтобы найти остатки вашего отца.

— Это уже слишком, — произнесла Ирина дрожащим голосом. — Я вам не позволю!

— Поймите и вы меня. Следов проклятого нет. Либо он мёртв и вы похоронили его, либо его никогда и не было.

Глаза Ирины широко распахнулись. Руки её дрожали от гнева, как и голос, когда она произнесла:

— В чём вы обвиняете меня?!

— Я не обвиняю…

Что-то тяжёлое с грохотом и треском ломающегося дерева рухнуло в коридоре. Ирина скривила аккуратный носик и кинулась на шум, то ли позабыв про Морена, то ли воспользовавшись шансом прекратить их спор. Морен поспешил за ней.

Та самая служанка, что носила в себе ребёнка, сидела на коленях наверху лестницы, а перед ней лежал портрет, наполовину укрытый чёрной тканью. От падения резная рама развалилась, и девушка тщетно пыталась соединить разошедшиеся углы. Руки её дрожали, как и тонкие плечи, а стоило ей увидеть Ирину, как по щекам немедленно побежали слёзы.

— Пожалуйста, простите меня!

— Что здесь происходит?! — жёстким тоном прервала Ирина её мольбы, приблизившись к картине.

— Я лишь хотела протереть пыль.

Ирина схватилась за полотно и дёрнула его на себя так резко, что случайно ударила служанку по щеке. Та всхлипнула, прикрывая ладонями краснеющую кожу, пока графиня кричала на неё:

— Я приказала его занавесить! Никто не просил тебя к нему лезть!

Морен же не мог отвести глаз от портрета. На нём был изображён мужчина, которого он никогда не видел при жизни, но в котором, даже в мельчайших деталях, угадывалось феноменальное сходство с дочерью. Тот же серо-голубой оттенок радужки, те же высокие скулы, те же родинки на щеке и белоснежная кожа, оттеняемая пепельно-тёмными волосами. У него они так же вились, и аккуратная чёлка падала на большие, как и у Ирины, глаза, обрамлённые пушистыми ресницами. Граф был очень красив, но его красоту портили надменный взгляд и приподнятый в презрении уголок губ. Художник отобразил их столь искусно, что впору было поверить, что это зеркало и отражение живого человека в нём.

— Найди кого-нибудь из мужчин и уберите его с глаз долой! Его и все остальные! — Ирина продолжала кричать, размахивая полотном перед лицом служанки.

— Но ваша матушка… — пролепетала та, но немедленно умолкла, стоило графине замахнуться вновь.

— Не смей даже заикаться о ней!

— Ирина.

Морен лишь позвал её по имени тем же мягким и спокойным тоном, каким всегда обращался к ней, но это подействовало. Графиня замерла, грудь её тяжело вздымалась, но краска ярости медленно отливала от лица, возвращая ему прежнюю белизну.

Взмахнув рукой, она одним движением накрыла лежащий на полу портрет тканью и быстро зашагала прочь, дальше по коридору. Морен помог подняться служанке — та продолжала держаться за щёку, даже когда он потянул её за локоть, но уже не всхлипывала.

— С-спасибо, — произнесла она, запинаясь и не решаясь взглянуть на него.

— Как часто графиня поднимает на вас руку?

— Раньше — никогда. Но после смерти отца она только и делает, что кричит на меня.

Морен решил, что дал Ирине достаточно времени, и поспешил за ней. К своему удивлению, он нашёл её в покоях родителей. Она расхаживала из угла в угол, и каблучки её громко стучали по дереву, а пальчики рук стискивали друг друга.

Едва Морен вошёл в комнату, она вскинула на него глаза и тут же стыдливо отвела их, спешно заговорив:

— Пожалуйста, простите меня за эту сцену. Вы не должны были увидеть её. Я не знаю, что на меня нашло.

— Всё в порядке. Я понимаю, вам нелегко пришлось.

— Нет, не понимаете! — повысила она голос. Но тут же замялась, испугавшись собственного гнева, и плечи её опустились.

Морен не в первый раз замечал эту перемену. Когда кто-то упоминал графа Агния, Ирина точно преображалась. Вся присущая ей мягкость исчезала, движения становились резче, а нежность голоса сменялась ледяной сталью. Ирина пыталась казаться гордой, надменной и непоколебимой, но то и дело из-под маски проступала нежная и хрупкая девушка, едва они оставались одни. И лишь при упоминании графа эта маска становилась её истинным ликом. Сколь же, наверняка, горько ей было осознавать, что именно в моменты ярости она походила на отца как никогда сильно.

— Откуда вам знать, — заговорила она едва слышно, — каково это — жить в постоянном страхе? Вздрагивать от шагов в коридоре, скрипа дверей, цепенеть при звуках его голоса? Бояться собственного имени, произнесённого им? Бояться и надеяться, что сегодня он пойдёт к матери, а не ко мне.

Морен не считал нужным переубеждать её.

— Вы скрываете за полотнами не зеркала, верно?

— И их тоже.

Ирина вновь заходила по комнате, уже куда медленнее, явно успокаиваясь. Взгляд её блуждал, она смотрела куда угодно, но только не на Морена.

— Ваша мать, — начал он осторожно, — могла поддаться Проклятью, желая защитить вас.

— Нет, — отрезала Ирина, не дослушав. Но затем взгляд её стал мягче, как и голос, когда она произнесла почти что шёпотом: — Я не хочу осквернять её могилу.

— Но наверняка хотите сохранить о ней добрую память. Позвольте убедиться, — Морен настаивал, но делал это так мягко, как умел, — в первую очередь себе, а не мне, что Проклятье не коснулось её.

— А если следов трансформации нет?

— Тогда я осмотрю повреждения тела, чтобы лучше понять, что её убило.

— Хорошо, я поняла вас, — ответила она покорно. Закусив губу, поразмыслила немного и добавила: — Если я откажусь, вы уедете?

— Да. Если следов проклятого нет, то и мне здесь нечего делать. Разве не этого вы хотели?

— Хотела… — протянула она неуверенно. — А если её убил проклятый?

— Тогда я останусь здесь до тех пор, пока он не проявит себя. Всегда