В дебрях урмана - Александр Михайлович Минченков

бабки дело нехитрое, на много ль хватит такое баловство. — Захар прищурил глаза и глянул сначала на одно потом на второго собеседника. — Что заработали, на это сказочную жизнь не построишь, а промотаете, так и вовсе тухло, опять в ярмо нужда заставит впрячься. Вкусишь сладкую жизнь, и тянуть к ней будет, а на что, если прокутишь, запасу то нет достойного.

— Чего ж предлагаешь, деньги в кубышку, сберкнижку под подушку и перед сном любоваться ею? Нет, так не катит. Вот если бы этого золота нарыть столько, чтоб с лихвой было, тогда да. И усадьба козырная, и житуха благодать, — высказался Гребнев.

— Весь сезон мыли, а меня мысли донимали: найти бы самородок килограмм на десять, такой кусок я бы точно зажал, никак бы в прииск не сдал. Вцепился бы в него зубами, и даже Лосев бы у меня его не отнял. — Груздев сжал кулак и слегка ударил им по столу.

— Хватил мечтатель — самородок в десять кило. Губа не дура, хотя слышал самородки и боле находили. Такие экземпляры нам могут только сниться. — Хрусталёв предложил налить по очередной стопке. — Давайте-ка, мужики, жахнем, и я вам одну вещь скажу, а вы мозгами пораскиньте.

Выпили. Уже насытившись, закусывали мало, неспешно.

— Выкладывай, Захар, чего на базар кинуть хотел? — Гребнев прикурил папиросу.

— Там, на участке, я молчал, не хотел говорить при Лосеве, кто его знает, мог всяко одёрнуть, да и Макар человек не той закваски, это хозяйственный, домовитый, на авантюрные дела не падкий.

— Да не томи ты, говори, чего надумал.

— Торопить меня не надо, щепетильный, но жутко богатый манёвр можно крутнуть, так обогатиться этим золотом, что на три века хватит и ещё останется.

— Поди, клад вызнал где, когда по тайге шастал, или с золотом кого завалил, зарыл и скрыл. Угадал?

— К сожалению, ни то и ни другое. Вы же видели, как иногда над нами вертолёты пролетали?

— Ну и что, летают и летают, — без интереса Гребнев и Груздев глянули на Хрусталёва.

— Так вот, в тот день, когда мы схлестнулись с двумя зэками, я шёл тайгой и скрадывал кабаргу, надо мной низко пролетел вертолёт, да так близко, аж разглядел пилотов.

— И что из этого?

— А то, мыслишка одна в мозгу зародилась.

— Да чего ты кота за хвост тянешь. Прямее можешь расклад дать?

— Нет, вы не допёрли, к чему я вам про эту птицу рассказываю. Одним словом, запала в мой череп некая загогулина. Мы, то бишь я и вы двое, если, разумеется, одобрите затею, в следующий сезон выйдем в тайгу. Но не на старание, нет, не горб гнуть, хватит, попробовали. — Захар втянул в себя очередную порцию дыма. — Присматриваемся к конкретным маршрутам, по которым больше летают вертолёты. В основном эти машины перетаскивают с дальних участков золото, Лосев об этом тоже говорил, и прут его не по столько сколь мы за сезон накопали, а по несколько пудов. — В глазах Гребнева и Груздева проявились искорки нетерпения, а Хрусталёв продолжал: — Выходим на самую высокую сопку, через которую вертолёт пролетает, а маршрут его всегда единый, а заметил я, летит, чуть ли своими колёсами гору вот-вот зацепит. А тут смело и точно стреляй в эту птаху, а потроха, то бишь золото, что завалится вместе с ней, забирай и шагай через тайгу широкую. Несколько выстрелов — и финансов у нас на долгие, долгие годы.

— Затея дерзкая… — опешил Гребнев.

Груздев молчал и переваривал, как это может произойти в реальности и каковы предположительные последствия, а через минуту промолвил:

— При таком разбое, если накроют, вышка или пожизненное.

— Зачем загодя себя хоронить. Всё обдумать, взвесить, пути выхода изучить досконально, каким образом и куда шагать, главное укрыться на первых порах от возможного преследования. Время для этого будет — пока поймут, что вертолёт потерпел катастрофу, пока вылетит поисковая группа, пока репу будут чесать следователи — установление причины падения вертушки, исследование места катастрофы, поиски золота, то да сё, время скрыться у нас будет предостаточно. А там меряй тайгу степенно, притом тропами звериными, людьми нехожеными. В это дело лошадей возьмём, не на себе же золотьё нести.

— Ну, ты и напряг. Дело аховое, но, чёрт побери, жутко заманчивое, — промолвил Гребнев.

— Кто не рискует, тот, сами понимаете…

— Риски разные бывают, — вставил Груздев.

— Кто бы спорил, разные, но здесь есть чем поживиться по большому счёту.

— Ладно, допустим, сбили вертолёт. А вдруг в нём не окажется золота? — озвучил вопрос Гребнев.

— В конце месяца металл всегда вывозят с труднодоступных участков — план по добыче прииски закрывают как раз в такие сроки. Не сдашь сколь положено или не вовремя — рублём наказывают. Так что попадём в яблочко, железяка.

— С ружьём в такое дело не сунешься. — Гребнев глубоко вдохнул дым от папиросы и выпустил его из угла рта вниз.

— Вы чего, забыли, я вам стволы показывал, или снова достать продемонстрировать? С такими пушками и в одиночку хоть кого завалить можно.

— Пока всё складно. Как на самом деле разложится? — Гребнев выпустил изо рта очередную порцию дыма.

— Помозгуем — и разложится. Задумка серьёзная, а стало быть, и крепко всё обдумать надобно, напрячь некие детали организма. На сегодня довольно, посеял в вас семя, пусть прорастает, переваривайте, межа есть, следует только её окультурить.

— Люди ведь погибнут, — выразил сожаление Груздев.

— Люди на земле всегда гибли и будут гибнуть за металл, и тут лирика ни к чему, о себе печься надобно, — отрезал Захар. — Главное, такая катавасия произойдёт в глухой дали, ищи-свищи, кто такую кашу заварил, куда подевались, где их искать — тайга дремучая и такая огроменная, жизни не хватит обойти или измерить её.

Спать легли после полуночи. Хрусталёв через минуту захрапел, Гребневу и Груздеву же не спалось, разные думы роились в голове.

«И хочется и колется. Оно, конечно, золота вертолётами перевозят с приисков много, целое состояние. Прав Захар, если такую кассу взять, остаток жизни в шампанском купаться будешь. Десятки килограммов! А в деньги переведи, любой банкир позавидует. Риск большой, но дюже аппетитный — в случае удачи оправданный, это река изобилия, ни в чём себе отказывать не будешь, простор во всю ширину…» — Мысли Гребнева прервал кашель Груздева, и он тихо шепнул в темноту:

— Тихон, ты не спишь?

— Нет, не идёт сон.

— А чего раскашлялся?

— Першит в горле.

— Слышь, Тихон, лежу и думаю о нападении на вертолёт, взвешиваю за и против. Дело не шутейное, но привлекательное, на кон всё можно поставить ради, чтоб все фишки снять, а