Смута. Том 1 - Ник Перумов

Вокзал и телеграфное отделение были покинуты, аппаратура – уничтожена, провода перерезаны, и изрядные их куски просто исчезли.

У следующего моста их уже ждали разобранные рельсы и хоть и наспех, но наваленная баррикада. Здесь противник успел развернуться.

Серый ноябрьский день окончательно вступил в свои права. И так же, буднично и делово, добровольцы выгружались из поездов, вновь разворачиваясь в цепи справа и слева от дороги.

К офицерам-александровцам подошли другие – несколько полковников и подполковников гвардейских полков, все, кто сохранил под своей командой хотя бы взвод.

– Господа, – Аристов заговорил первым. – Генералов среди нас нет, так что давайте без чинов. Торошино проскочили, а тут придётся повозиться. Противник занял оборону по другому берегу Псковы. Мост завален. Рельсы, насколько можно видеть, перед ним разобраны. Выход я вижу в немедленной атаке.

И собравшиеся, несмотря на гвардейские полковые значки, украшавшие мундиры, молчаливо признавали сейчас его право начинать: все уже знали, кто именно освободил государя.

– Через мост? – заметил пожилой дородный полковник с орлом Академии Генштаба и значком лейб-гвардии Измайловского полка. – Помилосердствуйте, Константин Сергеевич, вас же сметут!..

– Через мост атаковать – безумие, – дружно поддержали остальные.

– Кто сказал «через мост»? – удивился Две Мишени. – У нас на левом фланге – дачи. Используя взятые там подручные материалы, переправиться через Пскову, ударить в тыл красным…

– Кому? – дружно удивились слушатели.

– Да так, к слову пришлось, – смутился полковник. – В Питере-то у них сплошь красные знамена, да и «гвардия» у них «красная».

– Красные, синие, зелёные, какая разница, Константин Сергеевич! Продолжайте, прошу вас. Значит, план атаки, по вашему мнению?..

Из дневника Пети Ниткина,

1 ноября 1914 года, Псков

«…а потом Две Мишени приказал вязать плоты. Я сказал, что надо снимать ворота с дач, калитки, двери и всё прочее, и получил похвалу. Я заметил было, что хвалить меня не за что, ибо сей способ очевиден любому, кто внимательно читал “Описание боевых действий персиянской войны” Викновского, но тут наш командир как-то странно на меня посмотрел, и я подумал, что лучше не продолжать.

Мы сняли до полусотни дверей и ворот. Река Пскова, как известно каждому, освоившему “Курс гидрологии прибалтийских губерний”, неширока, от восьми до десяти саженей. Противник наш укрепился на правом её берегу, однако вправо и влево от моста позиции его тянулись самое большее на сто – сто пятьдесят саженей, и мы, сделав захождение левым флангом, переправились без выстрелов.

Отряд наш оказался весьма разношёрстным. К первой роте нас, александровцев, прибавились лейб-казаки, взвод «павлонов», взвод николаевцев и ещё до полуроты разных чинов, включая гражданских добровольцев.

Не встречая сопротивления, мы выдвинулись в тыл противника.

Прежде, чем нас заметили, Две Мишени отдал приказ каждому зарядить все имеющиеся магазины к нашим “фёдоровкам”. После чего скомандовал “цепи – встать!”, и мы пошли. Артиллерия бронепоездов открыла частый огонь; корректировка осуществлялась по выносному телефону.

Ведя частый огонь, мы атаковали. Противник, поражаемый с фронта и тыла, совершенно растерялся и, почти не оказав сопротивления, бежал в сторону Пскова, бросив на позициях новые германские пулемёты. Бегло осмотрев оставленные окопы и подобрав трофеи, мы также взяли пятерых пленных, все – раненые. Краткий допрос показал, что немцев здесь не было, все они во Пскове, здесь же нам противостояла 2-я рота запасного батальона 94-го Енисейского пехотного полка 24-й пехотной дивизии 18-го армейского корпуса.

Мы без промедления приступили к разбору завалов. С бронепоездов прибыли ремонтные команды, занявшиеся восстановлением рельсошпальной решётки. В три часа пополудни эшелоны нашего l’entourage начали пересекать Пскову…»

– Последняя остановка, господа, перед Псковом.

– А там – батальон немцев.

– И запасники енисейцев…

– И эта, как вы говорите, Константин Сергеевич, – «красная гвардия»?

– Да, Владимир Зенонович. «Красные». Рабочие отряды. Пролетариат, коему нечего терять, кроме его цепей…

Бронепоезд осторожно, крадучись, пробирался по рельсам, можно было ожидать новых засад, завалов и разобранных путей. До Пскова оставалось совсем немного.

Штабной вагон слегка покачивало. Над самыми крупными, какие только нашлись, картами города и окрестностей склонялись головы полудюжины офицеров.

Полковники, подполковники, капитаны.

На карту небрежно брошены пара офицерских линеек, синие и алые карандаши.

– Солянка сборная, – заявил дородный полковник, кого Аристов назвал Владимиром Зеноновичем.

– У нас не лучше, – возразил Яковлев. – Сколоченные подразделения – только наши кадетские роты да отчасти павлоны. У нас, эвон, даже ни одного генерала нет!

– Ни одного, Константин Сергеевич, – развёл руками тот самый Владимир Зенонович. – Кто в столице остался, кто где. На вашего покорного слугу производство-то уже лежит, но… гусарского зигзага на погонах пока что нету.

– А весь Генеральный штаб где? – бросил полковник Чернявин, начальник третьей роты александровцев. – И гвардия где вся? Туркестанцы?

– Гвардию выманили на побережье, к Стрельне и Петергофу, – досадливо сказал капитан с золотым крестом – знаком лейб-гвардии 4-го стрелкового полка. – Десант, по всем правилам. Мы получили известие, немедля выступили из Царского Села. Это, господа, было… – Он помотал головой, пальцами оттянув ворот, словно тот немилосердно жал. – Форты и флот восстали, немецкие дредноуты вошли в Морской канал… нас накрыли двенадцатидюймовой артиллерией. Мы держались, сколько могли, отразили четыре штурма. А потом они нас обошли. Въехали в столицу по Николаевской дороге, безо всякого сопротивления… Вы спросили про туркестанцев, господин полковник… они были с нами. Дрались геройски. Из окружения мы пробивались мелкими группами, мне вот и другим повезло чуть больше. Добрались до города, держали мосты через Фонтанку.

– Генерал-майора Солонова там не встречали?

– Солонова? Начальника гвардейской бригады? Нет, не встречал. Слышал, что он там был. А куда потом делся – Бог весть.

– Будем надеяться, что жив…

Томительный день уступал место вечеру. Два боя, две удачи. Почти нет потерь (пока). Во всё том же штабном вагоне перед офицерами стоял пленный в накинутой на плечи шинели, голова, левая рука и плечо перевязаны. Перевязаны хорошо и плотно, чистыми новыми бинтами, которые ещё не приходится кое-как отстирывать и кипятить, потому что материал для них взять уже неоткуда.

Пленный, немолодой, бородатый – в запасных полках и батальонах нижним чинам отчего-то разрешалось не бриться, – он стоял, глядя прямо перед собой и баюкая раненую руку на перевязи. Взгляд у него был странно-пустым, словно и не в плену он оказался, а терпеливо ждал в томительном присутствии, ждал непонятно чего, но твёрдо намерен был во что бы то ни стало дождаться.

– Ну, сударь наш Кондрат Матвеев, расскажи, как ты дошёл до жизни такой. – Пожилой полковник с измайловским значком явно пытался показать, что главный тут он – по срокам старшинства чина. –