Убийство в Орсивале - Эмиль Габорио

— Берта, — сказал он, — я привез тебе выходца с того света. — И, посторонившись, он втолкнул в гостиную Гектора. — Мадам Соврези, — произнес он, — позвольте мне представить вам графа Гектора Тремореля.

Красная, взволнованная, охваченная каким-то необъяснимым волнением, точно перед ней стояло привидение, Берта быстро поднялась со стула. В первый раз в жизни она смутилась, испугалась и не смела поднять своих глаз, в которых светились цвета неба и стали.

— Простите… — залепетала она. — Прошу вас верить… Очень рада…

С первого же момента, как только было произнесено в гостиной имя Тремореля, она поняла, с кем имеет дело. Она слышала это имя от Соврези, встречала его в газетах, и все их соседи не раз упоминали о нем. Уже по тому, что она читала и слышала от других, она заключила в душе, что это должен быть необыкновенный, почти сверхъестественный человек. Ей говорили, что это был в своем роде герой, безумец, чрезвычайно любивший жизнь. И часто в своих мечтах Берта старалась вообразить себе этого опасного графа Тремореля, приписывала ему качества тех героев, на руках которых в своем воображении она убегала от своего мужа в страну приключений, — и вот неожиданно он явился перед ней собственной персоной.

— Дай же Гектору руку, — сказал Соврези.

Она протянула руку, Треморель тихонько пожал ее, и при этом ему показалось, что она дернулась, точно от электрической искры.

Соврези опустился в кресло.

— Да-с, Берта, — сказал он, — наш друг Гектор утомился от жизни, которую вел. Ему необходим отдых, и он будет отдыхать здесь, у нас.

— А ты уверен, — ответила Берта, — что граф здесь не заскучает?

— Он? Почему?

— В Вальфелю так спокойно, мы такие неинтересные собеседники…

Берта говорила только для поддержания разговора, чтобы нарушить угнетавшее ее молчание и заставить Тремореля отвечать или внимать ей. Но он оставался безучастным.

«Какая большая разница, — думала она, — между ним и этим вульгарным Соврези, по лицу которого сразу прочтешь все и по глазам которого узнаешь обо всем еще прежде, чем он откроет рот, чтобы сказать».

Но Берта ошибалась, Гектор не отличался ни холодностью, ни бесстрастностью, как она предполагала. Он просто изнемогал от усталости и скоро попросил позволения удалиться в свою комнату.

Оставшись вдвоем с женой, Соврези рассказал Берте все печальные подробности, благодаря которым граф попал в Вальфелю. И никогда еще Берта не слушала мужа с таким вниманием. Она одобрила его поступок, но в действительности встала на сторону Тремореля. Как и мисс Фанси, она была поражена таким героизмом: прокутить имение, а затем застрелиться.

«Да, — думала она и вздыхала. — Соврези на это не способен».

И конечно, Соврези был не таков, как граф Треморель.

С первого же дня появления в Вальфелю Тремореля Соврези объявил, что намерен немедленно заняться делами своего друга.

Отлично отдохнув после короткого сна на превосходном ложе и не чувствуя над собой такого давления обстоятельств, Гектор приоделся и уже не походил на человека, находившегося на краю гибели. Он был из числа тех людей, от которых все отскакивает, как горох от стенки, и которые утешаются на другой же день после тяжких катастроф и забывают тотчас же уроки судьбы.

Он снова сделался бесстрастным, холодным насмешником, точно уже целые годы прошли после той безнадежной сцены в гостинице, точно ничего и не случалось.

Берта удивлялась этому спокойствию после такой массы пережитого, принимая за величие души Тремореля то, что в действительности было одним только детским легкомыслием. Какое возвышенное бескорыстие, какое отсутствие забот о завтрашнем дне, какое изумительное презрение к деньгам, какое благородное равнодушие к хозяйственным мелочам и копеечным дрязгам, которые делают человека таким вульгарным! А разве Соврези был способен на такое самоотвержение? Конечно, она не могла считать мужа скупым, он никогда и ни в чем ей не отказывал, даже мог бы разориться для нее, если бы только она этого пожелала, но сделал бы это с возможной экономией, чинно и рассудительно, как торговец, который уже заранее оценил все свои слабости.

— Ну-с, — сказал как-то Соврези, — мне пора в Париж. Боюсь опоздать на поезд.

— В таком случае я провожу тебя на станцию, — заявил Треморель.

Ему хотелось попросить Соврези по дороге справиться насчет вещей, оставшихся в ссудной кассе, и навестить мисс Фанси.

Из окошка своей комнаты Берта наблюдала двух приятелей, которые под руку шествовали по орсивальской дороге.

«Какая разница, — думала она, — между этими двумя людьми! Какая благородная поступь у графа, сколько грации в его фигуре, сколько в нем великосветского изящества! И рядом с ним — мой муж, вероятно, по ошибке. Точно приказчик графа!»

Треморель вернулся со станции один, веселый, точно выздоравливал от тяжелой болезни. Увидев его, Берта тотчас же отошла от окна и не выходила до самого ужина, когда возвратился ее муж, которого ожидали к одиннадцати часам вечера. Соврези умирал от голода и жажды, изнемогал от усталости, но сияние так и исходило от него во все стороны.

— Победа, Гектор! — воскликнул он, проглатывая кипяток. — Я сразу же понял, Берта, всю политику кредиторов нашего друга. Они решили возместить свои потери на продаже его имущества. Они купили все оптом, по низким ценам, а сами, как это водится, распродадут потом каждую вещь отдельно втридорога и барыши разделят между собой.

— И ты им помешал? — воскликнул Треморель, не доверяя ему.

— Ну конечно! Эти господа согласились на все, чего только я ни пожелал.

Гектор достаточно хорошо знал свои дела, чтобы из слов Соврези понять, что только благодаря вмешательству друга ему было спасено состояние, ничтожное в сравнении с тем, что он имел раньше, но все же состояние. Уверенность в этом восхитила Тремореля, и с искренней благодарностью он пожал руку Соврези.

— Но это еще не все, — продолжал Соврези. — Все твое дело прекращено. Я зашел к тебе на квартиру и на свой страх и риск рассчитал всех слуг, за исключением лакея и конюха. Если ты можешь мне это доверить, то завтра же мы отведем всех твоих лошадей на Конную и там выгодно их продадим. Что же касается верховой лошади, то завтра она будет здесь.

Но эти подробности только шокировали Берту. Она сочла, что ее муж рабски прислуживается к графу, больше, чем это необходимо.

«Ну конечно, — думала она о муже. — Он рожден быть хамом».

— И знаешь, что я еще сделал? — продолжал Соврези. — Видя, что ты приехал сюда голый, как праотец Адам, я приказал наполнить твоими одеждами три-четыре чемодана и отнести их на вокзал. Как только они прибудут, я пошлю за ними человека.

Гектору тоже стало казаться, что услужливость Соврези перехлестывает через край. Неужели же он считает его ребенком, неспособным позаботиться о себе? Его обидела эта подробность, рассказанная Соврези при жене. Ведь он позабыл, что сегодня утром ему казалось таким простым потребовать себе белье своего приятеля! И он стал придумывать какую-нибудь милую шутку, чтобы смягчить неприятное положение, как вдруг в прихожей раздался шум. Несомненно, это прибыли чемоданы. Берта вышла, чтобы распорядиться.