Злодейка и палач - Екатерина Панова

садовым шлангом, прикидывался безопасным, мы ещё радовались, что мошек стало поменьше. Рано радовались. Сообразили кто, когда тот начал водопровод подтачивать. Насилу сняли, пришлось рубить его на куски, как говядину на блюде…

Пыльные, захламлённые флорой, коридоры утекали в никуда, разветвляясь на мелкие проходы и перемычки, дробясь на залы и комнатки — такие же захламлённые и тёмные, с окнами, заставленными и заросшими цветами, и понять, где они и есть ли здесь хоть единый живой человек, было невозможно. Пара коридорных окон выходила в соседнее окно соседнего же коридора, и выйти в него было вдвое проще, чем найти этот соседний коридор, не пользуясь оконной подсказкой. Часто встречались комнаты, в которых крылась ещё одна комната, заставленная, замотанная цветочными проводами. Вокруг вились бесчисленные мошки.

— Популяцию насекомых строго контролируют, но это работа. Денно и нощно, изо дня в день, иначе здесь будет невозможно находиться, сюда сбегутся мириады шестиногих, из которых одни только пчёлы весьма опасны для многих из неустоявшихся Цветков. Тупая, выматывающая работа за право остаться здесь для какого-нибудь беженца из Северных областей, где даже вереск не принимается. Но обслуга нужна, ты-то понимаешь, Цветки должны что-то есть, что-то одевать, использовать исходники и не тратить время на их составление, получать базовые наборы настоек, а не делать их самостоятельно… Гражданские права, Ясмин, — такая докука.

Ямине ужасно хотелось спросить, кем она станет в Ведостве, примут ли ее другие ученики, где ее поселят и будет ли сама мастер продолжать ее обучение, но мастер не давала вставить ей и слова. Все рассказывала про пчёл, про растения, которые побивают двери в комнаты учеников, про Лангарус Тве, которым нельзя дышать ни в коем случае, потому что вот мастер Тонкой Лозы им дышит, а он, знаешь ли, не особенно адекватен…

— Мы встретимся, дорогая Ясмин, — она коротко обняла ее перед огромной дверью, уходящую створками в темноту резного потолка, заселенного гигантским вьюном.

Ясмин мертвой хваткой вцепилась в расшитый алым шёлком рукав.

— Что меня ждёт? Что мне делать?

— Правильно отвечать на вопросы, — громко и глядя куда-то в белую пустоту входа сказала мастер, чуть сжав ее плечо. — Мастера малого Совета желают цветкам только добра.

Створка двери приоткрылась шире, и мастер подтолкнула Ясмин ко входу.

Она неловко, как-то боком, словно боясь задеть руками двери, втиснулась в проход и оказалось в длинном зелёном туннеле. Коридор был чистым, не заставленным зачтениями и походил на частную школу для девочек из романтической литературы времён ее матери. Все очень просто и строго.

Она спрыгнула из более узкого зелёного коридора в обычный, а когда обернулась, тот уже свернулся малахитовыми щупальцами, как гигантский кальмар, закрывая ей отвратный путь. Ясмин быстро прошла его насквозь и толкнула толстую дубовую дверь.

За дверью оказалась большая, но такая же захламлённая комната, усеянная мелкими стрельчатыми окнами, лежащие вдоль стены острыми треугольниками, по которым курчавились кружевной листвой самые разные и странные растения из возможных. Над столом, уставленном колбами и ретортами, и странными коробками с семенами, и личинками, вились мушки, которых не могла вывести ни одна чистка на свете. Ясмин точно знала — ее мать не смогла, а где уж этим.

Малый Совет, если это вообще был он, выглядел преглупо. Три дамы (одна из них выглядела совсем старухой) и четверо мужчин неопределённого возраста, который менялся в зависимости от освещения и гримасы. В тени и с недовольными лицами все семеро смотрелись рано одряхлевшими клерками за сорок, а в солнечной волне, текущей в окна, с мягким участием на лицах, они были юными и неиспорченными адептами, едва ступившими в научную обитель.

— Ты Ясмин, принадлежащая тотему Бересклета.

Это было официальное и весьма уважительное отношение, но оно задевало. Теперь Ясмин и в самом деле принадлежала тотему Бересклета, да только репутация у ее тотема была так себе. Подмочена по самое горло.

— Да.

— Твой мастер рассказал нам о твоих успехах, — улыбнулась дама, похожая на чуть увядшую розочку, которая ещё помнит годы свой юной свежести. — У тебя весьма приемлемый уровень знаний, разве что чуть-чуть не хватает. Совсем капельку.

В ней было что-то жеманное, но не сказать, что дурное. Она очень напоминала Ясмин гувернантку из старого романа, которая крутила роман с драгоценным старшим цветком из высокопоставленного тотема. Лет десять назад. А теперь вянет, тонет в тех воспоминаниях, потому что ничего другого в ее жизни так и не случилось.

— Но уровень очень неплохой, — поддержал ее один из мастеров-мужчин.

Высокий и крепкий, похожий на дровосека больше, чем на утонченного мастера, чьи руки способны к ювелирной селекции. Подкупал его взгляд — прямой и честный.

— Однако… — в сомнениях покачала головой розочка. — Ведь нам просто некуда, ума не приложу, что делать. Вот если бы чуточку выше. Вы взяли ее слишком поздно, вряд ли удасться развить хотя бы ещё на уровень. Про два и говорить нечего — это невозможно, невозможно, говорю вам!

Она восклицала и заламывала руки — очень белые в солнечном свете, и все время называла Ясмин бедной девочкой.

— Но можно хотя бы в санчасть, — горячо оспорил Дровосек, — Хризелла, старая грымза, уволила на днях двух чудесных девочек, а тут мошки эти, Конвинус Актолобус прорвал трубы на третьем этаже, и никто не может с ним справиться. В санчасти нужны талантливые девочки! Мы вот сейчас, пока грымза не опомнилась, подмахнем бумажечку, а Ясмин? Уж не дадим пропасть такой талантливой девочке?

У него был очень честный прямой взгляд, и Ясмин доверчиво, чуть ли не под гипнозом, шагнула вперёд и взяла ручку. А после, почти насильно, закрыла глаза — старая, уже давно убранная из лекций и учебников техника, которой обучила ее мать — и вдруг поняла, что остальные мастера, копошащиеся по углам, около стола и реторт, на самом деле предельно собраны и внимательны. Ясмин и сама бывала такой, когда мастер принуждала ее сражаться. Она вдруг поняла, зачем мастер Белого Цветка несла всю эту чушь про права и гражданство, пока они тащились по темным коридорам ведомства.

— Согласно законодательству Варды я имею право на обучение с нуля и до четвёртого года, по результатам которого следует итоговый экзамен, независимо от начального уровня дара. А в санчасть берут лишь зрелые цветы, прошедшие церемонию конца обучения.

Мастера молчали. В комнате слышалось только нудное гудение подогреваемых реторт, шорох высушенных трав и вялое постукивание чьего-то каблучка о мраморный, засыпанный цветами и травами пол.

— Но, Ясмин, ты очень многого не понимаешь, — с безвекторной улыбкой сказала старуха.

Похожая на приземистый, но