Мотив омелы (ЛП) - Хлоя Лиезе

Поттер. Но, конечно, во что бы то ни стало придерживайся этой сделки. Бросай это мне в лицо каждый раз, когда мы выходим за рамки простой вежливости, и, естественно, не позволяй ничему вроде последних двенадцати часов, не говоря уже о последних двенадцати месяцах, встать у тебя на пути.

Он отталкивается от стены и шагает ко мне, пока наши груди не соприкасаются, и мы не оказываемся лицом к лицу, обмениваясь горячими, убийственными взглядами.

— Боже упаси тебя доверять мне, — говорит он, — или думать обо мне хорошо, или допускать даже малейшую возможность того, что сделать тебя несчастной и безработной — это не цель всей моей жизни. Неважно, что я делаю или говорю, Габриэлла, ты видишь только то, что хочешь: злодея.

— А почему я не должна этого делать? Я что-то упускаю? Разве не ты пришёл в этот магазин двенадцать месяцев назад, смерил меня одним холодным, презрительным взглядом, а затем принялся систематически критиковать всё, что я делала неправильно, насмехаться над моими — да, я признаю, несколько хаотичными — методами и снова и снова проделывать дыру в каждой моей креативной идее о том, как дать этому месту шанс на успех, потому что это не был подход, основанный на данных? Разве ты не согласился обеспечить себе место единственного управляющего здесь после Нового Года, опередив меня по продажам?

Он наклоняется ко мне, его голос звучит низко и опасно.

— Ладно. Я был не самой тёплой личностью, и поначалу мог показаться холодным, но у тебя очень интересные воспоминания о последних двенадцати месяцах, Габриэлла. Потому что, с моей точки зрения, ты провела прошедший год, неоднократно воспринимая практические изменения в бизнес-операциях как личные нападки, обижалась на меня за то, что я выполняю работу, для которой меня наняли — делаю этот магазин более эффективным и прибыльным, тогда как ты всё это время — или, как я думал, до недавнего времени — встречалась с грёбаным конкурентом.

Я раскрываю рот, но он продолжает, его дыхание делается прерывистым, глаза горят.

— Что касается этой маленькой «сделки» по поводу того, кто в конечном итоге будет управлять этим магазином, да, я согласился. Но вы забываете довольно важную деталь, мисс Ди Натале: это была ваша идея, ваши условия, ваш ультиматум. Вы ни разу не рассматривали другой результат и не интересовались моим мнением о методах его достижения. Потому что в ваших глазах всё, чем мы когда-либо могли бы быть — это озлобленными, мелочными соперниками, — наклоняясь так, что его дыхание обдает моё ухо, и его рот так близко, что я могла бы повернуться, и наши губы соприкоснулись бы, Джонатан шепчет: — Так кто здесь настоящий злодей?

Гнев разливается по моему телу, как лава, раскалённый докрасна, прожигающий меня насквозь. Какая наглость с его стороны…

Звон колокольчика на двери заставляет нас отшатнуться друг от друга. Миссис Бейли, входя, напевает что-то себе под нос, и улыбается, когда поднимает взгляд.

— Доброе утро!

Нам обоим удаётся вымученно пожелать доброго утра в ответ, когда она закрывает за собой дверь и снимает чёрные кожаные перчатки. Её улыбка увядает, когда она переводит взгляд между нами.

— Всё в порядке?

Джонатан откашливается и засовывает руки в карманы.

— Всё в порядке, миссис Бейли.

— Ага, — я заставляю себя улыбнуться. — Просто отлично.

Глядя на веточку омелы, висящую над нами, она вздыхает. Затем, не говоря ни слова, обходит нас и направляется в бухгалтерию.

Я всё ещё смотрю вслед миссис Бейли, когда Джонатан бросается к вешалке для одежды, хватает куртку и перчатки и вылетает через заднюю дверь в порыве арктического ветра, который проникает в помещение после его ухода.

***

Пока миссис Бейли разбирается с мрачной финансовой реальностью, ожидающей её в бухгалтерии, а Джонатан по-прежнему нехарактерно отсутствует — не то чтобы я ждала его возвращения или чего-то в этом роде — я занимаю себя делами.

Надев свои привычные наушники, я заглушаю повторение озлобленных слов Джонатана, потому что если слишком долго думать о них, я начинаю паниковать.

Что, если я ошибалась насчёт него? Насчёт нас? Насчёт многого?

Я борюсь с этим растущим страхом и прячусь от окружающего мира за праздничной музыкой, пока переставляю товары на витринах, переделываю рисунок мелом на мольберте под открытым небом, а затем отправляю электронное письмо нашим подписчикам о большой распродаже в наш последний рабочий день, 23 декабря, с беспрецедентными скидками, лучшей сезонной выпечкой из местных пекарен, праздничными подарками ручной работы и живой музыкой.

Когда мой желудок начинает сводить спазмами от голода, я выхожу из состояния глубокой сосредоточенности ровно настолько, чтобы забрести в комнату отдыха и съесть протеиновый батончик с мятой и шоколадом. Я выпила всего два глотка своего горячего какао с мятой, прежде чем Трей напугал меня, заставив выронить стакан, и с тех пор я ничего не ела и не пила.

Как только я доедаю последний кусочек, миссис Бейли высовывает голову из задней комнаты и говорит:

— Габби, дорогая, зайди в мой кабинет, пожалуйста?

— Конечно, — говорю я ей, изо всех сил стараясь не накручивать себя до катастрофы, когда следую за ней в бухгалтерию, где меня встречает вид захламлённого стола, от которого Джонатан покрывается сыпью.

Указывая на стул напротив стола, она говорит:

— Пожалуйста, присаживайся.

У меня такое чувство, будто меня вызвали в кабинет директора. В таком случае, я хочу, чтобы моему сообщнику по преступлению была назначена такая же беседа.

— Джонатан присоединится к нам? — спрашиваю я.

— Я не уверена, что Джонатан вернётся. Я позвонила ему на мобильный и сказала, чтобы он взял выходной, если ему это нужно.

Моё сердце ухает в пятки.

— Что?

Он потеряет целый день продаж. И кроме того, Джонатан такой твердолобый, что пропускает работу лишь тогда, когда болен настолько, что аж при смерти. Это случалось всего дважды за двенадцать месяцев, и каждый раз его не было в общей сложности один день.

— Я бы не волновалась, — говорит она.

Вот только я волнуюсь. Потому что с тех пор, как он ушёл сегодня утром, и несмотря на все мои попытки отвлечься, я прокручивала в голове каждое слово тирады Джонатана. Фундамент, на котором я стоял с того дня, как он начал здесь работать, кажется, рушится.

Что, если я не просто ошибалась в своих подозрениях насчёт соблазнения? Что, если я ошибалась в отношении самого Джонатана? Что, если мужчина, которого я видела сегодня утром, чьё поведение перевернуло моё представление о нём и нашей динамике, не столько незнакомец, сколько тот, кого я