Непокорное сердце - Ханна Хауэлл

Ида знала, что именно это сражение решит дальнейшую судьбу Англии, и молила Бога, чтобы будущее ее страны определилось ценой наименьшей крови. В эти утренние часы ее обуревали самые противоречивые чувства. Горько было сознавать, что сегодня на поле брани падут сотни самых лучших саксонских воинов. Тяжело было смириться и с тем, что в этом сражении могут погибнуть и люди из отряда Дрого. И уж совсем невыносимой была мысль о смерти самого Дрого, от нее Иду охватывал холодный ужас. Человек, которого она полюбила… Над ним нависнет боевой топор или меч саксонского воина — воина, принадлежащего ее родному народу! Сердце Иды разрывалось от горя и волнения, слезы снова чуть не брызнули из ее глаз… Увидев, что Дрого направляется к ней. Ида, преодолев себя, тряхнула головой и даже попыталась улыбнуться, но лицо его осталось серьезным и каким-то отрешенным.

— Думаю, тебе надо уйти в палатку и там ждать, пока все закончится. — Строгим голосом произнес де Тулон и, приподняв голову Иды за подбородок, поцеловал ее в дрожащие губы.

— Ты не думай… Я найду в себе силы все это перенести, — чуть слышно ответила она сдавленным от волнения голосом.

— Даже не знаю, как тебя успокоить, — заметив, что Ида вся дрожит, сказал Дрого. — Не могу же я пообещать не поднимать оружия на саксов! Я все равно вынужден буду это сделать, даже если бы не хотел.

— Война есть война, и ты должен сражаться, — ответила она и провела рукой по его щеке. — Береги себя, и помни, что ты пошел на этот бой лишь ради славы и денег. Саксы будут биться с отчаянной яростью, потому что защищают свою родину, свой дом и близких людей и прекрасно понимают, что могут потерять независимость, а с ней родной язык и обычаи.

— Ты думаешь, все они это осознают?

— Разве может быть иначе? Вильгельм — норманн. И он хочет установить здесь норманнские обычаи. Для того чтобы это понять, вовсе не нужно быть провидцем.

Дрого молча прижал ее к себе и крепко поцеловал, затем, решительно отстранившись, повернулся и быстро зашагал прочь. Ида, стоя неподвижно, глядела ему вслед. Легко вскочив на коня, Дрого повел свой отряд вниз по холму. Ида с трудом удержалась, чтобы не крикнуть какое-нибудь напутствие человеку, которого она, возможно, видела в последний раз.

К ней подошла Мэй с Алвином на руках и сочувственно сжала ее ладонь. Несмотря на то, что совсем рядом тысячи воинов готовились к битве, над лагерем повисла удивительная тишина. Норманны и саксы застыли на своих исходных позициях, ожидая команды военачальников. Девушка с горечью вспомнила пророчество Эдит и подумала, что исход предстоящего сражения известен лишь ей одной, Иде из Пивинси…

— С Дрого ничего не случится, госпожа, — робко промолвила Мэй.

— Я была бы готова поверить твоим словам, если бы не твой испуганный вид, — слабо улыбнувшись, ответила Ида.

— Это ни о чем не говорит. На самом деле я не очень боюсь, — храбро проговорила Мэй. — Во-первых, Иво в этом сражении не участвует, а во-вторых… вы ведь сказали мне, чем кончится битва.

— Ты напрасно стараешься казаться спокойной. Я знаю, что ты все равно волнуешься, и это естественно. Нынешний день войдет в историю, о нем будут писать и говорить через многие столетия, когда мы все уже превратимся в прах. Он на долгие годы определит, кто будет править этой страной. Просто у тебя, должно быть, нет никого из родных, жизнь и будущее которых зависели бы от исхода сражения, ведь так?

— У меня вообще нет никого на свете. Я попала в рабство еще ребенком, за долги родителей. Только один мой дальний родственник, как я знаю, сейчас служит в армии саксов, но я с ним не знакома; полагаю, что он даже не подозревает о моем существовании. А ваша семья… — Мэй запнулась и вопросительно взглянула на Иду.

— Старая Эдит говорила, что моя мать, брат и сестра останутся в живых, — поспешно ответила та, убеждая и успокаивая этой слабой надеждой скорее себя, чем Мэй.

— Тогда вам не стоит так тревожиться, госпожа. Мы не в силах остановить войну. Единственное, что мы сейчас можем и должны сделать, — это позаботиться о собственной жизни. И по возможности сохранить жизни других. Вы уже спасли маленького Алвина. Вы вразумили юного Годвина и тем самым избавили его от гибели. Вы уже совершили так много…

Мэй не успела договорить, а Ида ответить на ее слова — к ним внезапно подбежал запыхавшийся Годвин. Схватив Иду за руку, он потащил ее за собой, крича на бегу:

— Вы должны пойти со мной, госпожа!

— Не думаю, что мне следует показываться в лагере Ги, — упиралась Ида.

— Его там нет. Он оставил нас одних. — Годвин горько усмехнулся. — Куда мы денемся, если со всех сторон окружают норманны? Прошу вас: не отказывайте мне! Мне очень нужна ваша помощь! — умоляюще воскликнул подросток, продолжая тянуть Иду в сторону лагеря Ги де Во.

Ида уступила и, ускорив шаг, направилась вслед за Годвином.

— Зачем тебе нужна моя помощь? — спросила она его.

— Когда Ги покинул лагерь, я… я вошел в его палатку и там… там… Только не пугайтесь!.. Там лежала несчастная Хилда… и…

— Что с ней случилось? — тревожно спросила Мэй, которая тоже пошла за Годвином.

Он молча приподнял полог палатки и, приглашая обеих женщин пройти внутрь. Ида и Мэй содрогнулись от ужаса, увидев распростертое на земляном полу безжизненное тело Хилды; глаза ее были открыты и невидящим взглядом смотрели на крышу палатки, на лице застыла гримаса боли и невыразимого страдания. Она лежала в луже крови, на запястьях и внутри сгибов локтей виднелись глубокие порезы. Хилда была совершенно обнаженной, и багровые синяки, и ссадины, покрывавшие ее тело, ясно свидетельствовали о том, как мучительны были ее последние дни. Ида не знала, что потрясло ее больше — вид женщины, совершившей самоубийство, или же невероятная жестокость, которая и заставила Хилду пойти на страшный грех, — бедняжка предпочла обречь свою бессмертную душу на муки ада, лишь бы избавиться от издевательств хозяина.

— Кто-нибудь еще видел это? — спросила Ида Годвина, подходя к телу.

— Нет, Илга еще не вернулась от норманна, который пообещал ей горсть монет, а детей я увел. — Годвин обескураженно покачал головой. — Просто не знаю, что мне делать. Привести священника? Сегодня их здесь полно. Но самоубийство — тяжкий грех и…

— Не приводи никого, пока мы не обмоем тело и не подготовим его к погребению.

— Но… но я не думаю, что священник согласится читать молитвы над могилой женщины, которая лишила себя жизни.

— Мы не станем говорить ему, что Хилда покончила с собой, — твердо ответила Ида, вытягивая одеяло из кучи в дальнем конце палатки.

— Но она не может быть погребена в освященной земле!

— Сегодня погибнет столько норманнов и саксов, что лишь немногих похоронят в освященной земле. Большинство просто зароют, если вообще это сделают. Полагаю, священник не будет задавать много вопросов по поводу смерти какой-то пленной саксонки.