Саур-Могила. Военные дневники (сборник) - Андрей Пальваль

К счастью, была рация, по переговорам стало понятно, что они ещё внизу. Я колебался, успею обуться или нет. В итоге, не обуваясь, но быстро накинув броник и каску, вынырнул с «Лисом» к пулемёту (низко там было под крышей, слова «нырять» и «выныривать» хорошо описывают способ передвижения в нашем окопе). Босые ноги сразу испачкались в земле. «Ну вот, теперь будут не просто преть, а ещё и с грязью» – подумалось на фоне (какой бред иногда приходит в голову в такие моменты…).

Приладившись к ПКМ, я дал несколько коротких очередей по кустам за площадкой внизу. Там при прошлом штурме любила сидеть пехота. И в этот раз стрельба шла откуда-то оттуда. «Лис» лежал справа и следил за подачей ленты, чтобы она не перекручивалась при перемещении пулемёта (лента была в отдельном коробе). С правого фланга огрызнулся пулемёт «Бродяги», автоматы «Монаха» и других бойцов (имён которых не знаю).

Ответом была очередная серия залпов из танков. На этот раз били по выявленным огневым позициям и, как я понимаю, по стеле (но всё это я понял потом). В тот момент я, торопясь, одевал перчатки – палец уже успел обжечь о ствол (странно, когда он успел нагреться?). Обул ботинки на грязные босые ноги. Успел завязать шнурки. Отзвучали разрывы – некоторые близко, некоторые дальше. Один взрыв показался мне очень сильным, были сильный грохот и дрожь земли. Я не сразу понял, что это было, но было очень громко и дрожь земли была сильная.

И – тишина. Мы с «Лисом» снова вылезли к пулемёту. По рации было слышно, как вызывали «Сумрака», но безуспешно – он не отвечал. «Сокол», сообщив, что берёт командование боем на себя, начал всех поочерёдно опрашивать. Позывные «ВДВ» и «Сапёры» не отвечали – это две позиции по центру, от пяти до десяти человек. Кто-то сказал, что рухнула стела. И в тот момент я испытал очень неприятное чувство (ЛДП – леденящий душу пипец), решив, что мы потеряли почти половину состава под рухнувшей стелой. А ведь мы на неё смотрели эти дни, понимая, что она упадёт рано или поздно, и гадали, на нас или не на нас.

По рации прозвучала команда отстреливаться, не давать противнику высовываться. Поэтому мы дали ещё несколько очередей. Ответом были залпы из танка. Пара снарядов разорвались практически на бруствере нашего гнёзда. Нас с «Лисом» хорошо оглушило и присыпало землёй. Земля была в глазах, ноздрях, ушах, во рту и горле. Когда откашлялись и отплевались, «Лис» сказал:

– «Шаман», лучше так больше не делай, а то всё в земле теперь.

– Та да, это было близко.

Снизу больше не стреляли. Может, мы в кого-то попали, а может, там просто решили, что хватит. Похоже, это был не полноценный штурм, а разведка боем и подавление выявленных огневых позиций. Если бы им не отвечали, то они пошли бы наверх.

Россияне отрезали нас от большой земли 20 августа и могли теперь спокойно ждать, обстреливая гору из артиллерии. Сейчас они приходили проверить: «а не сдохли ли вы там?». Громко постучали. Получив ответ: «Занято!», удалились. А мы при этом потеряли лучшего бойца – Темур после ранения не видел и нуждался в госпитализации. Таким образом, у нас уже стало два «трёхсотых», которым мы не могли никак помочь, – Тренер и «Охотник». У «Сумрака» было касательное ранение руки, по меркам Саур-Могилы – царапина. Это уже потом, под Иловайском, его не пощадило.

Позже вечером, кода Гордейчук обходил бойцов и подошёл к нашему гнезду, я ещё был под впечатлением от событий дня:

– Вот так, «Сумрак». А ты меня паникёром назвал. Я сегодня с пулемётом, под огнём танка… Обидно, блин….

– Все добре, – ответил он, похлопав по плечу.

Вопрос был для меня закрыт. Червяк внутри сдох и больше не грыз.

Стела упала, никого не задев. Сапёры и ВДВ (ТРО) были в порядке. В википедии пишут, что она рухнула 21-го… Мне кажется, что 22-го. Пусть историки разбираются.

В один из вечеров, когда мы уже готовились кто спать, а кто дежурить, прилетели две ракеты. Это были градины – не те мины, которыми нас, как матюками, обкладывали сепары в дневное время. Упали они довольно далеко, мы даже не напряглись. Через несколько минут – ещё две, чуть ближе. Потом ещё две. Каждый раз ложились всё ближе. Пристреливались. Прилетало с нулевой зоны, со стороны границы РФ. Когда очередные две ракеты легли в соседней посадке, мы поняли, что это – «третий звонок» и сейчас начнётся какой-то фильм, но точно не комедия. Когда начался залп, мы уже были готовы. Никто не торчал выше земли. Клали они довольно метко – пристрелялись. Внутри окопа всё освещалось вспышками. Из-за контузии на каждый громкий звук моё ухо отзывалось ударом по клавише расстроенного рояля. Как будто сумасшедший музыкант в припадке отмолотил дьявольскую какофоническую мелодию на разбитом пианино. Когда всё закончилось, я подумал: как хорошо, что всё легло рядом, без прямого попадания – крыша нашего окопа не могла выдержать прямого попадания. Мы с «Лисом» вылезли. Что-то ещё опадало сверху, как будто тут была битва ангелов и сил ада. И это их перья, потерянные в бою. Маленькие пучки засохшей травы пообгорали, но гореть там было особо нечему. И запах, сладкий парфюмерный запах. Сразу вспомнились кадры из «Брильянтовой руки», когда бдительная общественная активистка из домоуправления нюхает записку: «Шанель номер пять». Но нет, не «Шанель». И даже не «Дзинтарс». Скорее фабрика «Красная заря». Но всё равно, неожиданно. Сюрприз – оказывается, «град» иногда пахнет.

В голове крутились слова песни Арамиса из «Трёх мушкетёров»: «После грозы так пахнут розы…»

По ночам регулярно проходил с тепловизором «Славута» или кто-то, кто его сменял (иногда «Монах» или «Бродяга»). Иногда он подходил к окопу и предлагал спуститься ниже, чтобы не торчать для снайпера. Или подняться выше, чтобы не пропустить прихода гостей. Я был рад ему и тому, что у нас есть тепловизор. Потому что сам я, когда пряталась луна, не видел ничего уже в нескольких метрах.

Каждую ночь мы наблюдали как вокруг, в отдалении работает артиллерия, наблюдали запуски «градов». Наших постепенно оттесняли – с каждой ночью активность отодвигалась дальше. Ещё, я не видел этого со своего места, но «Бродяга» рассказывал, как заезжал гумконвой из РФ со стороны Мариновки – длиннющая гирлянда фар. Вообще с правого фланга было хорошо видно и днём, как катались военные «камазы» в сторону РФ и обратно.

И ещё немного важного (на мой взгляд) текста:

Может возникнуть ложное ощущение, что там только несколько человек воевало. Это потому, что мой рассказ субъективен. Я пишу от себя, о себе в первую очередь, и о том, что попало в зону моего внимания и запомнилось. На тот момент примерно два десятка человек были на высоте. Держали её, несмотря на тяжёлые условия быта и гигиены, а точнее, их отсутствие. Их постоянно обстреливали – уже на уровне интуиции было понимание, куда и когда прилетит. Иногда их пытались штурмовать. Все эти люди стоят где-то за буквами и между строк. Это была командная работа. Хотя, может, этого не видно из текста… Просто прошу иметь ввиду.

События – как бусинки, которые нанизываются на нить времени. Некоторые из них никак не могут найти своё место. Помню, что это было в один из дней окружения. То ли 22-го, то ли 23-го. Вечером над лесом в нескольких километрах от нас на запад взлетали сигнальные ракеты, слышны были выстрелы. Позже там отработала артиллерия. А ночью лес был подожжён зажигательными бомбами, по описанию похоже на фосфор. Я в то время спал между дежурствами. «Бродяга» рассказывал: из одной точки, как из корня, вниз шли разветвления яркого огня и опадали на землю. Следующий день лес горел. А ещё через пару дней мы по нему проходили. Те обгоревшие сосны потом не раз появлялись у меня перед глазами, уже тут, под Харьковом, когда я попадал в сосновый лес. Кто там лазил в тылу у сепаров и кого они бомбили, так и осталось загадкой. Это было слишком далеко, чтобы мы могли что-то понять или помочь. В то время нас и наших сил хватало только на то, чтоб удерживать вершину.