Саур-Могила. Военные дневники (сборник) - Андрей Пальваль

Утро было спокойным, не помню, были или нет одиночные прилёты мин, но сильных обстрелов не было.

Одна, две, три мины могли прилететь в любое время. Особенно если несколько человек собрались на открытом месте и постояли там несколько минут – была замечена такая закономерность. Особо это не запомнилось, прилетало и прилетало. Я буду писать про те обстрелы, которые чем-то запали в память.

Днём я полулежал на камнях, рядом со своим окопчиком. Осматривал в бинокль окрестности. Думал о том, что после завтрашней ротации ещё остаётся несколько дней до конца отпуска… но, наверное, я поеду сразу домой. Отмечу день рождения с семьёй и буду дальше работать и помогать армии деньгами. Не мучаясь чувством вины от того, что сижу в тылу во время войны. Как оказалось потом, ошибался и по поводу чувства вины, и по поводу возвращения домой до конца отпуска…

Именно в то время сепары начали выбивать ВСУ из Петровского. Наверное, узнав, что на горе стоят «американские пехотинцы» (об этом чуть позже) и убедившись, что даже с артподготовкой Саур-Могилу взять не получается, они решили отрезать нас от большой земли. На высоте были хорошо слышны звуки боя. Видны дымы от взрывов.

Через некоторое время прошла информация, что наши уходят из Петровского. Приехала «бэха». На неё спешно стали грузиться корректировщики. Туда же запрыгнула часть бойцов из соседних подразделений.

Нам никакого приказа на отход не поступало, и мы оставались на своих местах. Однако это движение меня настораживало. Особенно – отъезд корректировщиков. Ведь, по моему непрофессиональному мнению, они были тут теми самыми ВИП-персонами (не считая полковника), которых мы охраняли. Они наводили с высоты артиллерию на курсировавшую мимо военную технику. Они же наводили артиллерию на штурмовавших нас боевиков. А наша задача была – не подпустить к ним пехоту противника. По крайней мере, так мне это представлялось. А теперь они уезжают…

Пока они грузились, я подошёл к Ивану Журавлёву. Он, контуженный, сидел возле окопчика недалеко от площадки, где стояла «бэха».

– «Охотник», скажи мне, неопытному, что это за движение?

– А? – «Охотник» показал жестом, что плохо слышит.

– Ты понимаешь, что происходит сейчас?!

– А… да… я понимаю. – и «Охотник» снова ушёл в себя.

– И что?!

– Мы сейчас входим в историю… Вот что происходит…

Хм, это конечно приятно – войти в историю. Но входить в неё таким образом я как-то не планировал. Тем более, что слово «попасть» мне тогда показалось более точным, чем «войти». Однако выбора не было. Не мог же я побежать к «бэхе», на ходу придумывая, что у меня разболелось сердце и проклюнулся здравый смысл, оставив своих товарищей… и как потом с этим жить? Поэтому я с тревогой на сердце и в лёгкой растерянности пошёл обратно к своему окопу рядом со стелой. Ну, честно говоря, потом был один случай, что я сбежал сам, но это уже другая история и до неё ещё идти 40 километров, прячась и петляя.

Конечно, можно нарассказывать героических сказок про сакральное значение Саур-Могилы как символа и т. д. Но это не ко мне… Не, смотря на всю силу мифов и величие места (это без иронии), пропадать за символ без практического наполнения смыслом (в тротиловом эквиваленте) мне не хотелось.

«Бэха» уехала, в районе Петровского всё затихло. Мы остались сами. Никто не привезёт воды и боеприпасов. Не заберёт раненых, если будет новый штурм или артобстрел. И придётся смотреть, как твоим раненым товарищам становится хуже и хуже. И им ничем не помочь – первая помощь оказана, теперь нужны врачи, оборудование и лекарства. И это не умозрительная ситуация, это всё вот сейчас на твоих глазах происходит…

После потери Петровского и «убытия» некоторых бойцов снова появилась брешь в периметре. «Лис» снова был один на усилении в пулемётном гнезде. «Вильна каса!».

Меня позвал «Сокол»:

– «Шаман», пойдёшь за пулемёт.

– Понял, а кто по фронту будет?

– Пулемёт на фланге важнее. Фронт я слева перекрываю, справа – сапёры и ВДВ. (Не уверен, оставались ли там бойцы ВДВ в то время. Мы этот позывной оставили для рации, которая была у группы ТРО, чтобы враг боялся).

Я оставил пару «мух», несколько пачек патронов, гранат и ВОГ в старом укрытии. На случай, если придётся туда переходить и отстреливаться. Там же поставили баклажку с водой – на крайний случай. Взял рюкзак, автомат с подствольником, три «мухи» и потащил всё это к пулемётному гнезду.

Находилось это на левом фланге, недалеко от площадки, куда приезжали наши «бэхи» и грузовики из Петровского. Точнее, раньше приезжали наши «бехи», а теперь могли приехать не наши. Пулемётная точка представляла собой частично перекрытую щель. Окоп в половину человеческого роста, длиной метра два. Сверху положены железные двери. Двери сверху присыпаны камнями. Был реальный шанс, что они выдержат мину 80 мм при прямом попадании, за счёт камней. Град или снаряд – уже без шансов.

У окопа было два входа. Каждый вход окопан полукругом и сделан бруствер из ящиков, земли и камней. На той стороне, что ближе к центру мемориала (правый край окопа), в бруствере была оставлена дырка, а сверху поставлен ящик – получалось окошко для пулемёта с видом на площадку откуда нас штурмовали.

Хозяйством заведовал «Лис». «Лис» – это квинтэссенция понятия «хозяйственный куркуль». У него всё было. Все ленты заправлены. Цинки с патронами стоят. «Мухи» и гранаты припасены. Вода есть. Несколько запечатанных сухпайков притащены и лежат на всякий случай поблизости. В окопе на полу – доски, каримат и спальник. Ещё в Краматорске он делал (и нас привлекал к работе) ступеньки, чтоб удобнее было в столовую через вал лазить. В своё время, до войны, он занимался организацией TED в Харькове.

Я осмотрел пулемёт. Увидел (или «Лис» показал), что повреждён ДТК – в него попал осколок или пуля, сделал борозду в металле и слегка изогнул всю деталь. ДТК я скрутил, чтоб не мешал стрельбе, – будет подарок «Бобру» на память, когда вернёмся (почему-то я в этом был уверен). Попытался углубить отверстие для стрельбы (о, и лопата нашлась! оказывается, их на горе было несколько), чтобы можно было пулемёт ставить на сошки. Стало только хуже. Вернул обратно. «Мухи», которые принёс, положил на дно окопа вместе с досками – мы на них спали. Гранаты стояли как композиция «7 слоников» под крышей из железных дверей. Остальное, что не помещалось, лежало в соседнем укрытии. Там, где был ранен «Бобёр».

Вечером за чаем возле штаба спросил у Тренера:

– А известно что-то про вчерашний штурм высоты? У них есть потери?

– Есть потери, и хорошие. Радиоразведка перехватила разговоры кадыровцев. Жалуются, что им сильно «задали жару» (это если культурно). Ещё говорят, что сами видели, что на Саур-Могиле не украинская армия, а наёмники и американские пехотинцы.

Мне стало смешно. У половины не было военной подготовки. Для большинства это был первый бой в жизни. Но уже US Mariners. Наверное, сыграли свою роль кевларовые шлемы и натовская форма из сэконд-хенда, и понтовые очки ESS CrossBow… А ещё наверное то, что россияне и сепары не могли поверить, что это украинцы с ними воюют (ну как же, «хохлы ж только сало жрут и писни спивають», не так ли?).