Тэртон Мандавасарпини был сумасшедшим - Анна Цендина

– Жениться я женился. Теперь пойду подвиги совершать.

Явился Борис Иваныч в центральный город, окинул оком магической мудрости окрестности и видит – мангасов много, бегают туда-сюда, как блохи. Зашел он в первую попавшуюся контору. Там сидят три женщины, и, ужас какой, все – мангасихи. Но так себе, не очень могущественные, главный их порок – глупость и хамство.

– Вам что? Михал Михалыч у руководства. Сегодня его не будет. Оглохли, что ли? Я же русским языком сказала – не будет! Мы откуда знаем? Как хотите. Ваше дело. Гражданин, не мешайте работать!

Борис Иваныч растопырил руки, и из его пальцев заструились карающие лучи. Раз, и всех этих мангасих по коленкам! Они бряк на пол – ноги подкосились.

– Ой, что это с вами? Упали? Ноги не держат? Надо же! Ничего, хамить меньше будете…

Вышел Борис Иваныч на улицу. Смотрит, в черных машинах сидят мангасы покрупнее – те, кто заведует чванством, воровством. Он за ними. Срезал лучами по шеям. У тех головы поотваливались. Ой, простите-извините. Как это у вас головы срезало? Как это «верни обратно, пидор драный»! Нет, так поживите. Шоферы оглядываются, ахают, охают. А начальники без голов сидят и по телефону указания раздают.

Все эти черные машины в одно место съезжаются, в центр города. Там мангасы и мангасихи выходят из машин и сливаются в одного большого мангаса. Мангас так мангас! Голов тысячи, живот – озеро Байкал. Из ноздрей дым идет, из глаз – искры. Рот откроет – оттуда пламя вырывается. Воняет – не передать словами!

«Вот с кем надо сражаться», – понял Борис Иваныч. Те все были мелюзга пузатая. Этот – главный. Его-то и надо победить.

Подошел Борис Иваныч к главному мангасу. Давай, говорит, сражаться. Я – доблесть и отвага. Выходи, если не боишься!

У мангаса глаза завертелись. Зеленый в одну сторону, фиалетовый – в другую. Бац, остановились на Борис Иваныче.

– Ты хто?

– Я богатырь! Пришел убивать тебя!

Мангас что-то хмыкнул, Только Борис Иваныча и видели – проглотил мангас нашего героя. Провалился Борис Иваныч в мангасову утробу. Смотрит, а народу там тьма-тьмущая. Кто сидит, кто спит, кто рыдает, кто в шахматы играет.

Борис Иваныч не одно чудище победил, сражаясь из мангасовой утробы. Даже любил это дело. Приемчики знал.

– Народ! Идем за мной! Я встану в его глотке так, что он пасть закрыть не сможет. А вы щипайте и колите его изнутри всем, что есть. У него глотка пересохнет, живот распухнет, он и сдохнет. Проверено!

Поднялся Борис Иваныч по глотке. Встал в пасти в полный рост. Руками нёбо подпирает. Ногами в зубы упирается. Народ тоже возбудился. Стал колоть, бить и щипать мангаса в утробе. А тот только пыхтит и газы испускает. Потом кааа-ак крякнет – все, кто был в утробе, провалились в двенадцатиперстную кишку. И Борис Иваныч тоже провалился, бедный. Сидят вздыхают. А что сделаешь? Двенадцатиперстная кишка – это же, братцы, полная хана! Оттуда только один путь. Ох-хо-хонюшки…

Но не таков был Борис Иваныч, чтобы сразу сдаться. Окинул он окрýг оком мудрости. Ничего нá хрен не видно. Во-первых, темно. Во-вторых, шлем на лоб сполз и око мудрости закрыл. Но слышит, люди устраиваются поудобнее, вздыхают, шебаршат чем-то.

– Эй! – крикнул Борис Иваныч, призывая народ на борьбу.

Одна дама тут же перебила его:

– Ничего мы вам больше помогать не будем. Хватит! Напомогались. Вот сидим теперь невесть где, миазмы вдыхаем. В желудке-то попросторней было…

Хорошо, что око мудрости у Бориса Иваныча было прикрыто. Не хотелось ему видеть глупый и слабый народишко. Фу! «Ну что ж, надо действовать самому», – решил он и превратился в овода. Это у него фишка такая была: превратиться в овода и искусать врага до смерти. Стал он жалить мангаса изнутри, а тому хоть бы хны! Даже язвочки не появилось. Даже кишка не дрогнула, не треснула. Вот сволочь!

Побился-побился овод, все бесполезно. Тогда он раз – и превратился в баллистическую ракету Р-2РМУ2 «Синева». С ядерной боеголовкой! Ни одна противоракетная установка ее не берет. Бабахнул Борис Иваныч в кишках! Самому страшно стало. А мангас – хрен вам. Как сидел, так и сидит. Ничего ему не делается.

Ну всё! Последнее средство. Превратился Борис Иванович во Второй Белорусский фронт. Что там началось! Самолеты летают, пушки пуляют, танки утюжат. Мама родная! Чувствует Борис Иваныч – мангас засуетился. Стали у него в кишках какие-то спазмы ощущаться. Надо бы еще поднажать. Вот и второй фронт открылся. По ленд-лизу тушенки с бьюиками подбросили. Монгольская конница с валенками подоспела. Гомель взяли. Неман форсировали. Сейчас-сейчас… Урааа!

И ничего не ура! Выплюнул мангас Борис Иваныча, да еще и пальчиком ему пригрозил. Мол, ужó тебе!

Сел Борис Иваныч посередине площади и горько заплакал.

5.

Явился он к Нюрке ночью. Усталый. Злой. Несчастный. Нюрка обрадовалась. Все-таки сынок. Стала быстро на стол собирать.

Борис Иваныч впервые взглянул на мать ласково:

– Не надо, мама. Не до еды мне. Не выполнил я задание. Пойду обратно к Хормусте-батюшке. Ложись давай скорее.

– Ты что это вздумал? Я же мать тебе.

– Ложись, дура! – вскричал Борис Иваныч. – Я же обратно могу вернуться только через тот портал, через который сюда пришел! Что непонятного?! Надо мне теперь снова в тебя залезать, будь ты неладна!

– Как это залезать?! Что ты говоришь такое?!

– Так вот и залезать! Думаешь, мне охота?

– Полностью? – ахнула Нюрка.

– Вот именно, что полностью, – вздохнул Борис Иваныч.

– Так ты же подрос. Женился. Можно сказать, взрослый мужик. Как же это полностью?! Я что тебе домна, что ли?

– Да, будет трудно, мама. Но другого пути нет. Или что ты хочешь? Чтобы я тут у вас остался в деревне? Вместо хрустального дворца Хормусты-батюшки жил бы в раздолбанной избе? Вместо писаных небесных красавиц женился бы на Нюське и к вам с Акимычем в гости ходил?!

– А что? Пол бы мне новый настелил. Сгнил старый-то…

– Нет. И не мечтай. Зови Акимыча. Будем меня в тебя запихивать.

Пришел Акимыч. Нюська за ним увязалась.

Акимыч плотник был хороший. Руками мог что угодно соорудить. Но тут покачал головой:

– Не, не получится. У Нюрки во какая, а ты во какой.

– Главное, чтобы голова и плечи прошли. Ты подпихни.

– Подпихнуть – дело не хитрое. Только не пролезешь ты.

Разложили Нюрку на кровати. Нюська села ей на голову, чтобы не билась и уши не повредила. Борис Иваныч разбежался и что было мочи влетел Нюрке между ног.