Капитаны судьбы - Игорь Леонидович Гринчевский

что с тех же площадей мы можем получить ещё примерно два-три миллиарда пудов еды ежегодно.

— Зачем? Столько не съесть и не вывезти!

— Ну, часть все же съедят! — улыбнулся я. — Сами же крестьяне и съедят. Говорю же, они сейчас реально недоедают. Что-то продадут внутри страны. Я думаю, в городах тоже не откажутся съесть побольше. Ну а оставшееся можно пустить на выкорм птицы и свинины. И это решит вторую проблему русского сельского хозяйства!

— О чем вы, Юрий Анатольевич? — с явным интересом в голосе уточнила хозяйка дома.

— «В России две беды — недород да урожай!» — процитировал я фразу из отчёта. — Когда недород — цены высоки, но продавать нечего. А при урожае и товар есть, да цена падает. Так что больше всего зарабатывают те, кто зерно скупает да хранит, а не те, кто производит![26]

— Оно от веку так! — припечатал генерал.

— Верно. Но если создать гибкую систему, при которой в урожайные годы больше зерна шло бы на откорм, а при недороде — меньше, то можно было бы «парировать» эту систему. Да и дополнительный экспортный товар появился бы — мясные консервы, колбасы и мороженое мясо. Европа не откажется!

— Да, удивили вы, Юрий Анатольевич! Мы вас тут давеча сгоряча попрекнули, что вы на государственные вопросы замахиваетесь, думали, что для красного словца! А вы, и правда, ими занимаетесь!

— Хорошо, теперь вернёмся назад. Все эти удобрения дадут нашему Каналу необходимую нагрузку. И он окупится. А сами удобрения? Ну что же, расчёты показывают, что за семь-восемь лет мы отобьём наши вложения. С процентами на вложенный капитал. А заодно — обеспечим окупаемость нашему проекту и поможем стране.

Аплодисментов, разумеется, не было. Напротив, потом была обстоятельная беседа, с кучей уточнений, вопросов и прочего, но главного я добился. Мы — по-прежнему одна команда.

Из мемуаров Воронцова-Американца

'…В частности, всплыл и вопрос, о том, откуда я знаю про месторождения. Пришлось скормить им заранее заготовленную байку. Мол, в том посёлке, где я вырос, был один горный инженер, многое разыскавший на русском Севере, что-то — предполагавший… Но привилегии он брать не захотел, считал, что «время не пришло»… Но другим членам общины — рассказывал! Что-то запомнилось, что-то забылось…

Мол, и про Ловозеро у него у первого прочитал, а отчёт тайной британской экспедиции уже потом был. А позже, когда увидел на карте про озеро Контокки, прочитанное вспомнилось. Проверил — оказалось, есть руды. Потом то же самое произошло и с нефтью Ярьеги. Так что сейчас я тому учёному очень сильно доверяю. Тем более, что и про апатиты с нефелинами подтвердилось…'

Глава 9

Между Пермью и Соликамском, 10 января (23 января) 1901 года, среда.

— Артём Никодимович, давай остановимся, а? Замёрз, чайку охота, спасу нет.

Это Степаныч обратился, механик, второй человек в их команде. Артём Рябоконь, солидно, как положено, помолчал, потом ответил:

— Можно! Минут через пять. И перекусим заодно. Я накопители пока опустошу, чтобы мотор не глушить! Ты, Степаныч, обороты-то убавь до малых пока.

— Дело! — подтвердил механик и скомандовал последнему члену их экипажа. — Митяй, как остановимся, ты по кружкам разливай, а я пока «до ветру» сгоняю.

После чего каждый занялся своим делом, Степаныч убавил обороты бензиновому мотору, а Артём, наоборот, резко ускорил электротяг, дождался, когда стрелка, показывающая заряд в накопителе, опустится до одной пятой, и плавно остановился.

Митяй, здоровый шестнадцатилетний детина, мухой бросился разливать по кружкам чай из маленького электросамовара, пристроенного в углу, строгать хлеб и сало.

Попервоначалу-то он не разобрался и попёр на Артёмку буром, мол, младшему и работать. Навис над ним всей своей тушей и кулаки многозначительно сжимал. Артём-то, хоть и набрал за два сытных года мясца в теле, но рос плохо. Похоже, не вырасти ему уже, так и будет Митяй выше на голову. Но не в размере дело. Артём коротко, но сильно, как учили на уроках «китайского бокса», боднул соперника лбом в подбородок, а потом взял руку на излом и жал, пока тот не заорал, что сдаётся.

И лишь потом слышал, как Степаныч в уголке укорял проигравшего: «Ты куда полез, обалдуй! Ты знаешь, что Артёма Никодимовича сам Ян Гольдберг, хозяин завода, на котором электротяги делают, просил за эту работу взяться? То-то! Меня вот — просто направили. А его — просили! Потому как он сам этот электротяг доработал. И никто, кроме него, не справится. А дело срочное. Да ему и жалованье платят не двадцать рублёв в месяц, как тебе, балбесу здоровому, а генеральское!»

Митяй, понятное дело, недоверчиво крутил башкой, но Артёма стал слушаться и звать начал тоже по имени-отчеству. А зря не доверял, почти так всё и было! Разве что про «генеральское жалованье» молва преувеличивала!

Митяю электротяг этот сразу полюбился. Куда лучше кара. Когда тащишь по лесу связку здоровенных брёвен или сани с оборудованием каким, сразу мощь чувствуешь. И начальство, видать, рвение оценило, доверило ему экспериментальную модель, в которой вместо обычного свинцово-сернокислого аккумулятора (вот кто б ещё несколько лет назад сказал Рябоконю, что вещи с такими заковыристыми названиями ему в обыденность станут, а?) стоят новейшие накопители электроэнергии, на ионисторах. Да и зарплата выросла. После перевода на электротяг Артём уже рублей по сорок пять — пятьдесят в месяц имел, хоть работал только половину дня, а остальное время — в реальном училище учился.

И хотя училище, согласно договора, забирало «от половины заработка, но не менее стоимости обучения и проживания», Артём обиды не таил. Кто бы ещё ему доверил водить электротяги, если бы не звание реалиста и не рекомендация директора?

Да и помимо учёбы жизнь в Беломорске жутко интересная! Взять хоть заседания «Прогрессоров». Туда такие учёные и инженеры с докладами приходили, что и «Русскому техническому обществу» принять было бы не зазорно. Прошлым