Коля-Коля-Николай - Петр Сосновский

часто пропускала брак. В ответ на его замечания она повторяла мои слова:

— Ничего страшного и так сойдет.

Эта фраза была девизом нашего существования.

— Да, — не раз говорила мать отцу, — не повезло нам с невесткой. Она также, как и наш сын без царя в голове. Ей бы праздно проводить время и не о чем больше не думать.

Мое пьянство пресекалось. Мать на меня давила. Я не мог, как Валера взять бутылку водки и распить ее в кругу своих друзей дома. Мне приходилось это делать прячась. Я отправлял Оксану в магазин. Она тихо приносила «пузырь» и прятала его в нашей комнате. Затем, когда родители укладывались спать, я закрывал на задвижку двери, и мы устраивали «оргию» — тихо надирались. Попойка меня взбадривала.

Однажды я пришел на завод с бодуна. Такое со мной случалось. Мастер на меня был зол из-за моей матери. Она довольно часто к нему обращалась, и он стремился ей насолить. Мое поведение ему показалось странным:

— Ну-ка дыхни! — сказал он.

У меня не было желания с мастером спорить, я хотел отшутиться, уладить все по-хорошему, но не тут-то было. Он напирал. Тогда я обиделся и накричал на него.

Дня два-три я на работу не ходил. Оксана, в знак солидарности также не пошла на завод. Нас разыскали и вернули. Меня перевели в другую смену к другому мастеру. Но это, конечно, положение не меняло.

— Не мой это сын, — часто кричал на меня отец. — Вот Валера тот был заводским человеком. А этот село. Твоя порода, — и он тыкал пальцем в сторону матери.

— Ах, моя, — в ответ на его слова распалялась мать. — Зря я за тебя вышла замуж. Только себя обманула. Где твоя сестрица — эта самая «москвачка»? Где? — испугалась, уехала и носа не кажет. Может мне тебя выгнать!

Причин для ссор хватало. Начинались они из-за пустяка. Казалось, все спокойно, ничто не предвещает беду, но вдруг матери под ноги попадается голодная кошка — уже шум, или же у отца разболелся желудок он не находит себе места, я же вернулся с работы «под балдой» — не трезвый.

— Ты совсем обо мне не думаешь! — тут же раздается крик отца. — Что нельзя хотя бы сто грамм принести? Сам вон напился, и свою напоил.

— Надоело, все надоело, — тут же раздавался в ответ голос матери, — и вы, и ваши собаки, вместе с кошками. Давно их уже разогнать нужно и освободить квартиру.

— Причем тут мы, причем тут собаки, — возражал обычно отец. Оксана не лезла в ссоры и часто меня от них избавляла, заставляя закрываться в комнате.

Собак у матери с удовольствием взяли бы на работе для охраны теплиц, да и кошек можно было пристроить, но отец упрямился. Все что бегало, лаяло и мяукало, ему напоминало о старшем сыне. Он и слышать не хотел, чтобы расстаться с живностью.

Не знаю, какой день для матери стал роковым, но она не выдержала и согласилась на предложение дяди Миши сантехника выпить. Согласились и ее подруги: тетя Маруся и тетя Сима. Правда, тетя Сима потом опомнилась. А мать удержаться уже не смогла. Сантехник постоянно подмигивал и предлагал:

— Бабоньки, еще давайте по рюмочке, еще!

Я сразу заметил произошедшие перемены. Мать сникла. Она перестала за мной бегать, донимать, дома, на заводе. Теперь дядя Коля для матери был уже не указ.

Однажды я, возвращаясь с работы, столкнулся с другом брата Валеры — Тольянычем. Он поздоровался и как-то странно посмотрел на меня:

— Пьяный что ли? — спросил Тольяныч.

— Пьяный! — ответил я.

— Ты идешь по стопам своего брата. Тебе хочется быть таким как он? Зачем?

— Да, хочется! Что я могу сделать? Мой отец пьет. Он пытается заглушить боли в желудке, у него язва. Врачи говорят он не жилец! Мать долго крепилась — запила. Ты знаешь, погиб брат Валера. А потом я представляешь не такой как дядя Коля — брат моей матери. У нас в семье у каждого есть причина, чтобы пить. Тетя Надя, когда уезжала, прямо так и сказала: «Ох, чувствую я, что скоро мне снова к вам приезжать. Не дай Бог — на похороны!» Вот я, может быть следующий на очереди!

— Дурак! — сказал мне в ответ Тольяныч, тут же развернулся и ушел.

6

У отца шли приступы за приступами. Однажды его продержали в больнице всего лишь неделю и, не долечив, вдруг выписали.

— Все, — сказал он нам, — меня отпустили, умирать. — Я им там, в больнице, — отец махнул рукой, — могу все показатели испортить.

В постели дома отец пролежал всего три дня и умер. Перед тем как успокоиться, он долго кричал. Мать бегала вокруг него. Ничего успокоительного у нас в доме не было, и она отправила меня за бутылкой водки. Очередь в магазине была огромной, нужно было отстоять не один час. Я бы не купил эту самую бутылку, но меня спас дядя Миша, сантехник, тот, который работал с матерью в колхозе. Он жил где-то здесь, недалеко от нашего дома. Я и раньше часто встречал его на улице.

Едва я заикнулся, что отец при смерти, кричит, как он, ни слова не говоря, сунул мне в карман четвертушку:

— На, неси ему, только что купил.

Дядя Миша весь дрожал. Ему самому нужна была эта бутылка, но он меня понял. Я попытался отдать дяде Мише деньги, но он воспротивился:

— Зачем, зачем? Я же от чистого сердца.

Мне было некогда разговаривать и я, развернувшись, побежал домой.

Мать сразу же выхватила у меня из рук бутылку, раскупорила ее и налила полный стакан. Она подбежала к постели и протянула стакан отцу:

— На, пей! — отец не мог даже приподняться. Вместе с матерью я помог ему и, чтобы он не съезжал, тут же подсунул под него подушку. Отец взял дрожащей рукой стакан и стал подносить его ко рту, затем вдруг с силой, откуда она только взялась у него, оттолкнул его от себя и закричал:

— Она, она эта проклятая водка разрушила нашу жизнь!

Мне запомнился этот момент. В его ногах валялся пустой стакан, на одеяле пятна от разлитой им водки, лицо было как из камня — застывшее, землисто-черное, рука безжизненно свисала с кровати вниз. Мать тут же упала на пол. Нет, она была в сознании. Просто от усталости. Я попытался ее поднять и перетащить на диван, подальше от отца. Она упиралась и что-то бормотала. Придя в себя, мать поднялась и пошла на кухню.

— Коля, Коля