И про любовь тоже - Марина Владимировна Болдова

никак не мог расстаться со старым аппаратом, и единственное, чего смогла добиться Кира, — беззвучного сигнала.

Она сразу поняла, кто это. Не смутили даже легкий акцент, сомнение в голосе говорившей и осторожное «простите за беспокойство». Дочь Иона Мельцера и его законной жены Аделаиды. Родная тетушка Киры представилась ей Маиной Мельцер.

— Прости, Кира, можно на «ты»?

— Конечно, — сдержанно ответила Кира, не зная, чего можно ожидать от новоявленной родственницы.

Они встретились в парке у грота, оказалось, что из советского детства Маина запомнила только этот городской сад, набережную реки и огромную, как ей тогда казалось, квартиру в некогда купеческом особняке. Где располагался этот дом, она вспомнить, по ее словам, так и не смогла, хотя все сегодняшнее утро бродила пешком по улицам старого города. Как ей помнилось, квартира их занимала весь второй этаж, а на первом был магазин «Меха». И еще она помнила газовую плиту, где стояла кастрюля с кипящим бульоном, которая сыграла в ее жизни роковую роль. Не уследившая за шустрой девочкой няня стала виновницей жутких ожогов — Маина, видимо, решив помочь женщине в приготовлении обеда, подставила к плите табурет, залезла на него и опрокинула варево на себя.

Почему-то разговор с Кирой Маина Ионовна Мельцер начала именно с этой истории.

— Как рассказывала мама, меня самолетом отправили в Москву, в ожоговый центр. Уже оттуда меня забрала бабушка по линии матери. Так я оказалась в Израиле. Родители тогда выехать со мной не смогли из-за службы отца. Им удалось эмигрировать только в девяносто шестом.

О существовании родной сестры я узнала этой осенью из письма, оставленного отцом. Написал он его незадолго до смерти. И еще оставил завещание с непростым условием — найти медальон, принадлежавший его матери Софье Мельцер. Вот это письмо. — Маина ловко выудила из тканевого клатча сложенный втрое лист бумаги. — Я бы хотела, чтобы ты прочла, Кира.

— Почему я? Это больше касается моей матери, не так ли? Маина Ионовна…

— Просто Маина, если несложно…

— Хорошо. Маина, у меня с мамой довольно сложные отношения, а сейчас я вообще не уверена, что они продолжатся хоть в какой-то степени, потому что… у нас столько событий произошло, и все из-за вашего медальона! — в сердцах воскликнула Кира, с отчаянием посмотрев на тетку.

Ей вдруг стало так легко, когда в глазах этой чужой женщины она прочла искреннее участие, сострадание и желание выслушать. Да, именно этого Кире и не хватало — высказаться, проговорить главную беду — потерю деда, — услышать в ответ утешение и потом расплакаться, не стесняясь слез. Она только сейчас поняла, что никогда с ней рядом не было такого человека, при котором показать свою слабость не стыдно. В отношениях с ровесниками она всегда чувствовала свою ответственность за них, даже не понимая, почему так. Словно она, Кира, на много лет старше. Она всегда знала, что делать, когда с другими беда. Даже когда Макс пытался показать, что он сильнее, она лишь снисходительно улыбалась. А в день его свадьбы с Ольгой ей хотелось не просто плакать, а выть в голос от бессилия. Но она с улыбкой поздравила молодых. А потом чуть не напилась, поднимая один бокал за другим: за их счастье, за кучу будущих детей, за достаток в доме. Если бы не Гошка, который отнимал у нее бокал и выпивал содержимое сам… И дед никогда не давал ей жалеть себя. Даже в день ее развода с Лушниковым не дал побыть одной. «Не сметь выть, как дворовая девка, Кира! Ты — правнучка полковника Советской армии! И внучка хирурга!» — вспомнила Кира его слова. Только голос его тогда предательски дрогнул…

Сейчас Кира пыталась взять себя в руки, резко отвернувшись.

— Кирочка, поделись бедой, девочка, — услышала она тихий голос. — Я многое пережила, пойму. Я так думаю, торопиться нам с тобой некуда, все, что могло, уже случилось. И расскажи мне об Ирине.

— Иногда мне кажется, что я совсем не знаю эту женщину — мою родную мать. Не понимаю и уже даже и не пытаюсь понять мотивов ее поступков. Я росла с дедом…

— Вот почему я удивилась, когда выяснилось, что у Ирины есть не только сын, но и старшая дочь! В первом нашем разговоре она не обмолвилась о тебе ни словом! Прости, Кирочка, перебила…

— Она отказалась от меня официально, с четырех лет я под опекой деда, — горько усмехнулась Кира.

Она говорила не прерываясь, как она думала, больше часа. Но оказалось — всего пятнадцать минут. И в это время уместилась вся ее жизнь. Кира мельком заметила, как тетушка достала из сумочки пачку бумажных платков, взяла один и вытерла влажные веки. Ее на миг встревожил этот жест, Кира испуганно замолчала, но Маина успокоила ее, погладив по руке. «Продолжай, детка. Не обращай на меня внимания, я стала к старости слезливой», — виновато улыбнулась она. А у Киры сжалось сердце. «Детка… я была деткой только для деда».

— Теперь Денис в тюрьме, мать сейчас допрашивает следователь, — закончила она.

— Вот почему я не смогла дозвониться до Ирины! И по ее адресу в квартире никто не открыл дверь. Мы, Кирочка, должны были с ней сегодня встретиться, чтобы совершить сделку. Я предложила ей выкупить медальон за сто тысяч евро. Мне показалось, Ирина очень обрадовалась моему предложению. Чисто интуитивно после первого разговора с ней я не захотела назвать ей настоящую причину, зачем мне нужен этот медальон. И, кажется, я оказалась права, — произнесла Маина с нотками удовлетворения в голосе.

— А что это за причина? — с удивлением спросила Кира, недоумевая вполне искренне — она решила, что фамильный медальон дорог тетушке как память.

— Кирочка, может быть, ты все же прочтешь письмо деда, — попросила Маина, вновь протягивая сложенный втрое лист.

На этот раз Кира без колебаний взяла его.

«Дорогая моя девочка, когда ты будешь читать это письмо, меня рядом уже не будет. Ты знаешь, как я дорожил тобой, поэтому поймешь и примешь то, о чем я тебе сейчас расскажу. У тебя в России есть родная сестра Ирина. Я очень любил Киру, ее мать, и Аделаида знала об этом. Мы с твоей мамой договорились, что я никогда не оставлю ее, а брак наш будет существовать как фиктивный. Не знаю, как дальше сложилась бы наша жизнь после несчастья, случившегося с тобой, ведь тебя забрала к себе бабушка и наше сосуществование под одной крышей теряло смысл. Но Аделаида настаивала, чтобы я выполнил свое обещание. Несколько лет я разрывался между двумя