Больные люди - Михаил Олегович Бабиенко

грудь, заметьте.

— Можешь потрогать, если хочешь. — сказала она.

Потрогать что? Тут много значений имеется. Я человек невинный (ну, по крайней мере, я так думаю), а потому мне пришёл в голову вариант: волосы. Да, она хочет, чтобы я волосы ей потрогал. А может, и помыл. Я впустил свои руки в её шевелюру.

— Ты про волосы подумал? — спросила она. Правда, без усмешки, как я от неё ожидал, но серьёзно. Серьёзная Лена меня начинает пугать.

— Ну, д-да. — ответил я. — А ты имела ввиду что-то другое?

— Я думала, ты хочешь потрогать мою грудь. Она мягкая, думаю, тебе понравится.

Что ж. Невинность моя сыграла злую шутку со мной.

Я долго не решался, но всё же аккуратно притронулся к её груди. Да, она мягкая и упругая. От прикосновений у меня мурашки пошли по коже.

— Сожми сильней. — попросила Лена.

— А тебе не будет больно? — спросил я.

— Всё равно. Сожми, прошу.

Я сжал одной рукой, потом другой. Лена застонала. Я поспешно убрал руки.

— Прости, прости! Я не хотел так больно сжимать… — начал извиняться я.

— Не убирай руки. Продолжай в том же духе. — попросила Лена.

Я продолжил. Лена стонала, только тише с каждым сжатием, прикусывала губу. А я стоял и недоумевал, но продолжал сжимать её грудь. К слову, это дало какой-то эффект: я чуть успокоился, расслабился.

— Тебе…нравится? — спросила Лена.

— Да. — честно ответил я.

Только из-за успокаивающего эффекта, не более!

— Тогда я тебе помогу… — сказала Лена и начала было протягивать руку к моему кое-какому органу, как я выключил воду.

— Надо экономить воду, а то счета огромные придут. — сказал я.

Мы вышли из душа, вытерлись и переоделись.

Пицца почти не промокла и, более того, не утратила своего тепла и аромата. Я ел с большим аппетитом, а вот Лена аккуратно откусывала небольшие кусочки и жевала очень медленно. Выглядело это очень эстетично, если честно.

И всё же, хотя я попытался что-то сделать, Лена выглядела задумчивой и печальной. Неужели, я недостаточно доказал, что люблю её? И что же мне делать?

Пока я думал об этом, прогремел гром. Лена, к моему удивлению, испугалась и вскочила со стула.

— Ты чего? — спросил я. — Не бойся.

Я решил выключить свет и электрические приборы, чтобы в случае попадания молнии в щиток не случилось короткого замыкания. Когда в квартире наступила почти полная тьма, мы с Леной улеглись на кровать в гостиной. Я лежал спокойно, а вот Лена была всё ещё задумчива.

— Лен, что с тобой? — спросил я. — Я тебя расстроил?

— Нет, это не твоя вина… — сказала Лена.

— Лен, прости, что недостаточно следую твоим ожиданиям. Я понимаю, чего ты хочешь, и пытаюсь это делать…

И тут громыхнуло так сильно, что ваза на подоконнике затряслась. Лена прикрикнула и прижалась ко мне, обхватив руками. Я вдруг понял, что это — мой шанс показать Лене, что я её люблю. Я начал ласково гладить её по волосам.

— Леночка, милая, тише. Всё хорошо. Я рядом. И буду рядом всегда.

Лена, уткнувшись мне в грудь, тихо спросила:

— Саш, ты любишь меня?

Я решил, что не время для отговорок, и сказал:

— Да, люблю. Ты очень умная, заботливая, добрая. А ещё ты милая. Невероятно милая. Это мне в тебе и нравится.

Вдруг я почувствовал, что моя грудь становится мокрой, и услышал всхлипывания.

— Лен? Ты чего плачешь? Всё хорошо… — начал было успокаивать её я.

Но тут она подняла голову, и я увидел сиявшую на её лице улыбку. Это были слёзы счастья.

— Я так рада, что ты, наконец, признал, что любишь меня… — сказала она.

И вот теперь я не понимаю: она весь день манипулировала мной или серьёзно переживала?

— Слушай, Саш… Можешь… почесать меня за ушком?

— Ей Богу, ты как будто кошка. — удивился я.

— Может быть… Ну, почешешь?

Делать нечего. Я потянул свою руку и начал аккуратно чесать кожу за её левым ухом. Она от этого улыбалась, прижимала руки и ноги к телу и всячески извивалась, то и дело потирая голову об меня. Похоже, версию с кошкой-оборотнем отвергать нельзя.

Когда я закончил, Лена приобняла меня.

— Спасибо, Саш. Мне было очень приятно.

— Да ладно тебе. Почесать за ушком — не такой большой труд…

— А я не только про это. Ты ведь переживал за меня сегодня, верно?

— Да, ты ведь такая грустная ходила…

— Спасибо, что волновался и пытался приободрить. А ещё ты, видимо, пытался доказать любовь делом, пригласив меня куда-нибудь поесть, а?

Она мысли мои читает или что?

— Ну, как бы да. — ответил я.

— Спасибо за твои старания. Хотя одного «спасибо» тут, вероятнее всего, будет недостаточно? Твой друг говорит за тебя…

Да, каюсь, у меня снова встал. Слишком уж эротично Лена себя веля при почесывании за ушком.

— Нет, Лен, я лучше удовлетворю себя сам.

— Зачем тебе мастурбация, когда есть я?

— Я не хочу тебя постоянно использовать в сексуальном плане. Это будет крайне некрасиво с моей стороны. Ты тоже должна быть согласна на это.

Может показаться, что я тут пытаюсь играть в благородство, но нет: я действительно так считал. Лена, может, и поняла это, но сказала:

— Не надо изображать невинность. Я ведь тоже этого хочу. Я уже вся мокрая.

— Мокрая? Где? Тебе дать новую одежду? — спросил я.

Ну да, я не понял, что она говорила о своей возбуждённости.

— Да нет же. Я имею в виду, что я очень возбуждена сейчас. — уточнила Лена.

А я и не знал, что почёсывания за ухом дают такой эффект.

— Впрочем, насчёт переодеваний…Есть у меня один вариант.

Лена вынырнула из моих объятий и пошла в коридор. Оттуда послышалось шуршание пакета и одежды. «Неужто она ролевые игры решила устроить?» — подумал я.

И тут Лена появилась в гостиной в костюме демона. Как вы понимаете, специализированном для всякого рода извращений. Там и чулки были, и всё в таком духе. Я в этом малость не разбираюсь, а потому, к сожалению (или к счастью) не смогу описать этот костюм.

— Как тебе? — спросила Лена и повертелась так, будто у нас тут шоу «Модный Приговор».

— Ну, это… — хотел что-то сказать я, но потерял дар речи.

— Сразу же видно, что тебе нравится. — за меня ответила Лена. — Ты же в своём дневнике меня всё Дьяволицей кличешь. Ну, вот: твоё желание исполнено.

У меня два вопроса: во-первых, как эта чертовка (в прямом смысле слова) посмела лезть в мой дневник? Во-вторых, почему-это она решила, что я, называя её Дьяволицей, выражаю желание