Жена Цезаря вне подозрений - Евгения Горская

– Да так, – улыбнулась Мила и потерлась лбом о руку мужа. – Ни о чем.

Она дала себе слово ни в чем не подозревать Костю, пока все не выяснит. И вообще, как можно подозревать его в чем-то, когда супруг так ее любит? Все ее подозрения – чушь собачья, хватит забивать себе голову.

Чуть повернувшись, Мила перестала быть похожей на Инну, стала похожа на саму себя, и Константин Олегович вздохнул с облегчением.

Он любил Милу совсем не так, как Инну. Та все время словно ускользала от него, и его охватывала ревность почти до потери рассудка. Кстати сказать, для того имелись основания: Инна любила пококетничать. Девушка воспринимала и его любовь, и его самого не слишком всерьез, она весело порхала по жизни, будто ждала ежедневного праздника. И ежедневно этот праздник получала. Косте иногда казалось, что всех людей вокруг Инна рассматривает только как зрителей, призванных любоваться ею и с умилением прощать ее милые выходки.

С Милой все по-другому – жена всегда была рядом. Например, она не позволяла ему гладить рубашки и мыть посуду, потому что ей нравилось быть хозяйкой. Нравилось угадывать желания мужа и создавать ему максимальный комфорт. Как ни странно, угадывать его желания у нее получалось. Ну и создавать комфорт, само собой, тоже.

Впервые Константин заметил это, когда вернулся домой после тяжелого совещания в министерстве. Приехал поздно и совершенно вымотанный. Поднимаясь в квартиру, в очередной раз пожалел, что женат, что не может побыть один, ведь сейчас придется о чем-то разговаривать с Милой, а говорить не было никаких сил.

Когда вошел в квартиру, Мила быстро поцеловала его и шепнула, что совсем заждалась, и он как-то сразу очутился за накрытым к ужину столом, и даже книга, которую читал накануне, лежала рядом. А сама Мила неслышно удалилась и чем-то тихо занималась в соседней комнате. Через час, полностью отдохнувший, Константин шепнул жене «спасибо», и та буквально засветилась от его благодарности. А ему вдруг стало очень ее жалко. Он вообще тогда, непонятно отчего, постоянно испытывал к ней жалость, смешанную с умилением. Может быть, потому, что обманул ее, делая ей предложение. Ведь вовсе не любил ее, а она ему верила.

И вот сейчас Константин Олегович понял, что и жалость та, и умиление, и неловкость за собственные жалость и умиление и были настоящей любовью.

– Чем заниматься будешь? – ласково спросил он. И одновременно подумал: странно, раньше ему не приходило в голову поинтересоваться, что делает жена в его отсутствие.

– Не знаю, – улыбнулась Мила, пожав плечами.

– Если дождя не будет, пойди погуляй, – посоветовал Константин Олегович. Не удержался, взял ее за руку и поцеловал пальцы. – Я тебя очень люблю.

– Я знаю, Костя.

«Как хорошо, что скоро праздники, и можно будет несколько дней с ней не расставаться…» – мелькнула в голове мужчины неожиданная мысль.

* * *

К утру все, что она вчера наблюдала, сложилось в четкую логическую цепочку. Света проснулась затемно с ясной головой и неуемным желанием немедленно поговорить с Вячеславом. Но в пять часов утра это было невозможно. К тому же у нее не имелось телефона Славы, ни домашнего, ни мобильного, а звонить Кузьменко-старшему и спрашивать не хотелось. К Виктору она пойдет только с вескими доказательствами.

Вариантов во всем происходившем просматривалось два.

Лиза могла просто поручить Шпику собрать доказательства мужниной измены. Хотя бы затем, чтобы потом предъявить Славе компромат, например пикантные фотографии. Наврать, что достала их из почтового ящика, принять разнесчастный вид и вынудить мужа отказаться от служебного романа. Вариант почти беспроигрышный, поскольку Вячеслав, как и его отец, человек по сути своей добрый и жалостливый, и ради спокойствия в семье, скорее всего, Анастасию Горовец он бросил бы.

С другой стороны, существовала опасность, что Слава Настю не оставит, а наоборот, раз уж связь с ней вышла наружу, разведется с Лизой. В конце концов, мужчина может пожалеть не только жену, но и любовницу. Хотя опасность эта миновала, вряд ли Вячеслав на такое пойдет. По мнению Светланы, девица уже давно ему в тягость. Данный вывод она сделала не только потому, что Кузьменко-младший просил убрать сотрудницу подальше. Достаточно было понаблюдать вчера за ними: Горовец все время пыталась прижаться к любовнику, взять под руку, а тот старался отклониться. Причем по сторонам не смотрел, то есть не чужих глаз боялся, а просто хотел держаться от девушки подальше. Но ведь Лиза этого не знает и не может быть уверена, что муж сделает свой выбор в ее пользу, а не в пользу Насти.

В этот вариант не вписывалось и еще одно – то, что Лизе вдруг понадобилось залезть в ее, Светланин, компьютер. Зачем она это сделала? Хотела, чтобы никто и никогда не связал ее со Шпиком? Она что, убийство готовит?

Бред какой-то.

А если не бред? Если Лиза и правда решила убить кого-то… ту же Настю, например?

Тогда и получается второй вариант. Ежели Лиза и в самом деле затеяла что-то совсем дикое, то подозрение, если, не дай бог, Шпика поймают, падет на Свету. Уж никак не на жену Славы, у которой никакого доступа к Светланиному рабочему адресу быть не могло. Правда, смысла убивать Настю Горовец у Светы нет, но Елизавета вполне способна придумать такое, на что у нормального человека фантазии не хватит. И мотив для убийства Светлане подыщет, если постарается.

Вот совсем недавно, приехав зачем-то к свекру на работу, Лиза небрежно бросила свою сумку на стул в приемной. Ридикюль, полежав немного, свалился на пол, и секретарша Катя, скорчив недовольную мину, подняла его и аккуратно пристроила назад на стул.

– Вас что-то интересует в моей сумке? – с тихим бешенством произнесла Лиза, выходя из кабинета.

– Очень интересует, – не выдержала Света, случайно присутствовавшая при этой сцене. – Нам очень нравится твои сумки поднимать. Ты ведь сейчас специально свою торбу на краешек поставила, чтобы к Кате прицепиться, да, Лиза?

Невестка Виктора Федоровича открыла было рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыла, передумав говорить, только скривила губы. И Света поняла, что попала в точку. Не будь в тот момент в приемной Светланы, Лиза вполне могла обвинить Катю в чем угодно. С нее станется.

Тут вспомнилось, как она болталась вчера у Настиного подъезда, и Света похолодела от страха, представив, что при любом происшествии с Настей подозрения непременно указали бы на нее. Опять нестерпимо захотелось позвонить Славе, и Светлана с тоской посмотрела на часы. Стрелки показывали только половину шестого.

Придется ждать. А заснуть наверняка не удастся.

Света вылезла из-под одеяла, зажгла газ под чайником, попробовала читать купленный недавно детектив, но отложила в сторону – у нее теперь собственный детектив.

Еле дотянув до половины восьмого, она заняла пост на вчерашнем месте: уселась в свою брошенную тут, у производства на Рижской, машину. К разговору с Кузьменко-младшим, после некоторых размышлений, Света решила подготовиться поосновательней. Подумала, что надо хотя бы сфотографировать Шпика рядом с производством или рядом с Настиным домом, чтобы не выглядеть чокнутой выдумщицей. Слава похож на опера не только внешне, скорее всего, он и слушать не станет, если просто так, бездоказательно, начать его жену обвинять бог знает в чем. Виктор бы точно не стал.