Черная кровь - Ник Перумов

Народ в поселке от Таши шарахался. Выкрикнуть вслед обидное не решался ни один мальчишка. Да и сверстники поспешно сворачивали с дороги.

Однако возле самого Дома Молодых Вождей Таши поджидал Тейко. В глазах у него была такая ненависть, что только смертью может насытиться.

– Жду у Старого Ручья, – сквозь зубы процедил Тейко. И добавил, плюнув Таши под ноги:

– Мангас!

Таши даже не сразу понял, что сказал ему Тейко. А поняв, мимоходом подивился, что разумник Тейко на такое решился. Кровавые поединки между родичами строго запрещены. Нельзя, неможно такого допустить, чтобы в роду свои начали кровью считаться. Кто первым оружие обнажил, кто ответил – неважно; обоих ждет изгнание. А коли один из поединщиков смертью умрет, то и второй за ним не замедлит. Это уже закон Лара: окапывать убийцу в землю и, рук не марая, ждать, пока сам умрет.

Таши ничего не ответил. Молча отодвинул плечом соперника, прошел в дом. Положил на место лук, копье. Даже нож, с которым не расставался, вынул из-за обмотки, спрятал в мешок. Хотя, ему страшиться нечего, он и без того в глазах родичей законопреступник.

Ромар о брошенном вызове догадался сразу, издалека заметив, как Тейко и Таши поодиночке уходят из селения. Все ясно. Ума Тейко лишился; да и Таши не лучше! Нельзя с бесноватым связываться… Только как их теперь остановить? Куда они умотали, жеребцы быстроногие? Придется спрашивать амулеты, а тем временем два молодых олуха вполне успеют переломать друг дружке кости.

Окончив гадание, Ромар вышел из ворот, огляделся. Невдалеке пастухи лениво гнали отару. Вокруг, как обычно, крутилась целая стая приблудных собак. Ромар уже совсем было собрался поворачивать к Старому Ручью, когда его не по-стариковски острые глаза заметили вдали какое-то движение.

Двое бегут…

А вот что это там, за ним?!

Ромар внезапно ощутил разливающийся внутри холод. Оцепенев, старый колдун смотрел, как, теряя последние силы, мчатся ушедшие час назад парни, а за ними, быстро сокращая разрыв…

Страшным усилием Ромар преодолел оцепенение, призвав все силы, что жили в его увечном теле.

– Тревога!!! – гаркнул он так, что слышно было, наверное, во всем селении. Голос колдуна каким-то чудом проникал сквозь глинобитные стены; люди бросали обыденные дела, хватали оружие. Никогда еще на памяти живущих не кричал так колдун Ромар, и никогда не слышался в его голосе такой ужас.

* * *

Таши поспел на место поединка раньше противника. Присел на корягу, когда-то лежавшую на дне высохшего ручья. Как о чем-то неважном подумал, а что он будет делать, если Тейко сейчас появится с копьем в руках? Закон сурово карает проливающих родную кровь; и потому, по негласному уговору, оружия на такие сшибки не брали. Голые руки – и все. Но тоже немало, если учесть, что этими руками далеко не самый сильный охотник мог задушить волка.

Как ни странно, но злости на Тейко у Таши не было.

C холма, возле которого еще недавно журчал Старый Ручей, хорошо видно Великую. Таши сидел на побелевшей, сухой до звона коряге, с тоской глядя на иссохшее русло когда-то полноводной реки. За последние сутки вода еще спала и теперь по дну едва-едва струился хилый ручеечек, тут и там стояли лужи, мокрый ил, ближе к берегу высохший и пошедший глубокими трещинами, бессильно распластавшиеся речные травы… Лишь самые глубокие омуты и донные ямы – последнее убежище водяных и омутинников – еще не пересохли.

Но, если дело пойдет так дальше, не удержатся и они.

Таши смотрел на реку, на время забыв даже о Тейко и его нелепом вызове. Правильно Муха сказал – погибает Великая. Даже если отобьемся от диатритов – чем живы будем?..

Шаги Тейко он заслышал издали. Таши не прятался, нарочно сел на самом виду – не того Тейко норова, чтобы стрелу из-за кустов пускать.

Незадачливый Уников жених понял насмешку – и, в отместку, решил уязвить хотя бы тем, чтоб подобраться незаметно. Да только куда там!.. От неведомого отца Таши унаследовал не только силу, но и острый, зверю впору, слух. Ага! – ветка-таки хрустнула. Снеосторожничал ты, Тейко, уж больно в себе уверен. Ан нет, смотреть надо, куда ступаешь, и на сучок, каким бы крепким он тебе ни казался, вставать не след.

Таши выждал, когда Тейко оказался возле самого обреза зарослей, резко повернулся к тому.

– Зачем крадешься, словно согнутый?

Это было тяжким оскорблением. Тейко мгновенно налился кровью; но вида не показал, как бы и не слышал. Вразвалку, небрежно, словно и не таился вовсе, вышел на полянку. Идет-то вразвалочку, а лицо побелело от бешенства. Еле сдерживается. Сразу видать, что если ему сейчас не подраться, зло на ком попадя не выместить – совсем плохо будет. Ромар говаривал – от такого, случалось, даже помирали.

– Как хочу, так и хожу… у мангасов не спрашиваю! – Тейко вздернул подбородок.

Как и Таши, он тоже пришел к месту поединка без оружия. Ростом Тейко хорошо удался, но Таши шире в плечах, коренастее и, всем известно – сильнее. Зато Тейко постарше на два года, поопытней, а это в битве много значит. К тому же, если один из поединщиков до того взъярится, что себя в схватке забудет – то и сущие замухрышки, случалось, одолевали признанных силачей. В Тейко сейчас эта ненависть была. Ненавидел он яро, всем сердцем, не умея – да и не желая – признаться себе, что проиграл он уже этот спор, что никогда не бывать ему с Уникой, никогда не сжимать ее плеч, не ласкать жестких волос, таких черных, что цветом с вороновым крылом поспорят; и детей ему с ней тоже не заводить. Оттого-то и кривит губы Тейко, пытаясь обмануть себя напускным презрением к «мангаске». Жаль, что как ни хитри, от себя все равно не уйдешь. Знает Тейко – даже убей он сейчас Таши – Унике его женой уже не быть. Даже если не разгневается на нее Мать-Земля, даже если вступятся предки, даже если вернут ей имя сородичи… Потому что скорее бросится она с речного раската, чем в его, Тейко, дом войдет. Вот и ярит Тейко сердце, надеясь в унижении соперника хоть как-то утешиться. Глупый. Ненависть помогает только тем, у кого вовсе головы на плечах нет.

– Ну, так зачем звал? – Таши не вставал с колоды. Сидел себе, уронив руки на колени.

Тейко облизнул пересохшие губы. И ему не просто против уложений рода идти.

– Биться станем, – хрипло произнес он.

– А потом? – поинтересовался Таши.

– Тот, кто одолеет… в роду останется. Кого одолеют, – он напрягся, – сам из рода уйти должен будет!

– Ого! Ну и придумки ж у тебя! – Таши не выдержал – удивился. – Куда идти-то?

– На закат. К горам. К Белоструйной. Тамошние у нас почти не бывают.

Считай, отрезанный ломоть.

Таши пожал плечами. Ему было все равно. Здесь, не здесь… у Великой, у Белоструйной… лишь бы с Уникой ничего не случалось. И с дитем его.

– Согласен…

– Тогда вставай! – потребовал Тейко, пританцовывая от напряжения.