Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

Размеры наделов тоже были весьма различны. Некоторые крестьяне имели в своем пользовании всего несколько акров, что, разумеется, не давало им достаточных средств к существованию; как правило, они нанимались в качестве батраков к состоятельным фермерам или добывали себе пропитание, освоив какое-либо ремесло. Увы, в 1540-е годы инфляция съела бо́льшую часть их заработков, так что им оставалось рассчитывать лишь на общинные угодья.

Являлись ли огораживания главной проблемой деревни?

Огораживания подразделялись на два типа. Первый тип предполагал, что арендаторы, путем обмена или продажи, объединяют свои полосы в один надел и, огородив его, устраивают небольшую ферму. Если хозяйство велось успешно, эти люди, как правило, расширяли свои владения. Именно так возник класс йоменов, у которых имелась возможность – правда, весьма шаткая и ненадежная – со временем получить статус джентльменов[50]. В большинстве своем йомены пользовались общинными землями на равных с остальными крестьянами основаниях. Впрочем, некоторые из них были не прочь урвать от общинного надела кусок и присоединить его к своему участку.

Второй тип огораживаний был совсем иным. Именно с этими огораживаниями и намеревалась бороться комиссия, возглавляемая Хейлзом. Землевладелец, стремясь расширить пастбища для своих овец, захватывал мелкие фермы, бесцеремонно прогоняя их владельцев прочь. Нередко объектом помещичьих притязаний оказывались и земли, принадлежавшие общине. Иногда богач просто выпускал на пастбище такое количество овец, что для крестьянского скота места уже не оставалось, но чаще он обносил участок изгородью, хотя это и противоречило закону. Деревня, лишившаяся общинных земель, лишалась и возможности нормально жить. Крестьяне имели формальное право обратиться в суд, но осуществить это на практике им было весьма затруднительно[51].

Многие землевладельцы вышли на земельный рынок в 1530-е и 1540-е годы, приобретя бывшие монастырские угодья на условиях «рыцарского служения» королю: это означало, что они выплачивали в государственную казну феодальные пошлины. Нередко – с помощью недобросовестных государственных чиновников, местных феодалов и представителей Ведомства по делам конфискованного имущества – им удавалось переложить бремя пошлин на плечи своих арендаторов[52]. Потом хозяева прогоняли их прочь или же выплачивали им незначительную компенсацию[53].

В 1540-е годы в результате инфляции сильно обесценились деньги, которые землевладельцы получали в качестве арендной платы, в то время как спрос на овечью шерсть значительно возрос – в течение 1548 года цены на шерсть удвоились[54]. Для того чтобы разводить овец, требовались пастух, мальчик-подпасок, собака и, разумеется, пастбище; крестьяне, лишившиеся своих земель, зачастую пополняли ряды так называемых бесхозных людей, устремляясь в города в поисках заработка. Другие, несмотря на тяжелые обстоятельства, предпочитали оставаться в деревне. В 1540-е годы в некоторых частях Англии огораживания проводились с таким размахом, что люди, ставшие жертвами этого процесса, оказались в отчаянном положении.

1549 год: Сокрушительная буря

1549 год начался для протектора Сомерсета неудачно. Его младший брат Томас Сеймур, всегда склонный к политическим авантюрам, еще в 1547 году женился на Екатерине Парр, вдове Генриха VIII. После того как в сентябре 1548-го жена его умерла в родах, Томас пустился во все тяжкие: он вымогал взятки у пиратов, с которыми, будучи лордом-адмиралом, был обязан бороться, и шантажировал смотрителя Бристольского монетного двора, требуя снабжать его новенькими монетами. В своем замке Садели Томас устроил склад оружия, откровенно обнаруживая намерение отнять у старшего брата пост протектора. К тому же он пытался ухаживать за леди Елизаветой, действуя через ее приближенных. Разумеется, подобная деятельность не могла остаться незамеченной. В январе 1549 года Томас Сеймур был арестован и обвинен в государственной измене. Елизавету подвергли допросу, однако она сумела доказать, что не имела намерения выйти за него замуж, и была отпущена на свободу. Тем не менее имелись другие очевидные доказательства измены Томаса Сеймура, и протектору ничего не оставалось, кроме как приговорить родного брата к смертной казни, которая и состоялась в марте 1549-го. Несомненно, история с Томасом Сеймуром существенно ослабила позиции герцога Сомерсета[55].

Ну и наконец, необходимо учитывать еще один важный фактор – погоду. Три года подряд, с 1546-го по 1548-й, выдались плодородными, однако зима 1548/49 года оказалась на редкость холодной[56], и уже весной стало ясно, что на богатый урожай рассчитывать не приходится[57]. Это обернулось для Англии настоящим бедствием.

Майские «беспорядки»

В апреле 1549 года Сомерсет выпустил очередное воззвание, в котором сообщал, что король намерен сделать более строгим Закон об огораживаниях, принятый при Генрихе VII, и «строго следить за тем, чтобы закон сей выполнялся неукоснительно, а все виновные в его нарушениях были подвергнуты строгим карам». Членам Комиссии по огораживаниям было приказано «со всей возможной быстротой и отменным старанием» приступить к искоренению правонарушений по всей стране[58]. Если бы намерения, высказанные в этом воззвании, осуществились в реальности, это положило бы конец росту крупных овцеводческих хозяйств. Воззвание, распространенное по всей стране, породило определенные надежды и упования; однако крестьяне не могли не замечать, что ныне, как и в 1548 году, не создано никаких условий для проведения закона в жизнь.

В мае на юге Англии разразилось несколько мятежей и восстаний. В Кембриджшире также начались волнения, вызванные очередным захватом общинных земель[59]. Бунты против землевладельцев и огораживаний вспыхивают в Хартфордшире, Нортгемптоне, Саффолке, Кенте и Хэмпшире. В большинстве своем эти проявления недовольства были незначительными, и местным властям удалось с легкостью их погасить[60]. Наиболее серьезный инцидент произошел в Уилтшире, где крестьяне уничтожили парк сэра Уильяма Герберта; собрав отряд численностью в двести человек, он двинул его на восставших. В результате «мятежников перерезали, как баранов». Надо сказать, в ту пору создание обширных парков, служивших также охотничьими угодьями, вошло в аристократической среде в большую моду; вследствие этого значительное количество сельскохозяйственных земель изымалось из употребления.