Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России - Александр Лукомский

Несколько дней И.К. Артемьев рыскал по Токио; меня он просил пока его ни о чем и не спрашивать.

Наконец, как-то вечером, он мне сказал приблизительно следующее: «К сожалению, некоторые из японцев, которых я думал здесь найти, нет: двое умерли, а двое находятся в Европе. Здесь из тех, кого я знаю, есть только двое, с которыми вам надо познакомиться: Сугино, бывший в течение восемнадцати лет консулом в Сибири (последние несколько лет до войны и во время мировой войны он был консулом во Владивостоке, а перед тем он был консулом в Западной Сибири и в Приамурском округе); теперь он занимает какой-то довольно крупный пост здесь, в Токио, в министерстве иностранных дел. Он хорошо знает Россию, любит ее и сказал мне, что с большим удовольствием познакомится с вами и поговорит по вопросам, вас интересующим.

Второй – это генерал барон Ойя. Ныне он в отставке и состоит членом верхней палаты по назначению. В то время, когда адмирал Колчак был Верховным правителем, а затем после гибели адмирала, генерал барон Ойя был командующим японскими вооруженными силами в Сибири, и, после захвата власти большевиками в Иркутске, он оккупировал японскими войсками русскую территорию к востоку от озера Байкал».

Со слов Артемьева я узнал, что генерал Ойя кончил в свое время германскую Академию Генерального штаба, хорошо владеет иностранными языками, был прежде ориентировки германской (то есть скорей враждебной России), но что теперь видит в большевиках главного врага и считает желательным восстановление национальной России. По мнению Артемьева, генерал Ойя вряд ли будет вполне откровенен, но поговорить с ним будет полезно. С этими двумя лицами И.К. Артемьев меня и познакомил.

Первоначально Сугино произвел на меня впечатление вполне обрусевшего японца. По-русски говорил он довольно правильно, по-видимому, действительно любил старую Россию. Говорил, что мечтает о восстановлении национальной России и возможности опять жить в Сибири, где все было так хорошо, широко и богато.

Я старался с первого нашего знакомства не упирать на выяснение каких-либо политических вопросов, а просил его просто познакомить меня насколько возможно ближе с японской жизнью.

Вместе с ним я еще раз побывал в токийских парках, на выставке хризантем, на Интендантском поле, где столько погибло людей при землетрясении 1923 года. От Сугино я услышал много подробностей и много интересного. Повел он меня на местный «сенной базар», еженедельно бывший в Токио, он назывался «сенным», вероятно, оттого, что там между прочим продавалось и сено, но продавалось очень много и различных съестных продуктов и вещей кустарного производства, привозимых из окрестных селений. Базар был очень колоритен. Обратили мое внимание буйволы, составлявшие запряжку телег (лошадей я совсем не видал). Буйволы совсем такие, как наши кавказские, но только совсем маленькие. Впечатление, что по размерам они совсем телята, но очень пропорционально сложенные, очень мускулистые, с довольно крупными головами и очень большими рогами. Сугино мне сказал, что, несмотря на свой маленький рост, эти буйволы очень сильны и в работе крайне выносливы.

Очень красочны и оригинальны костюмы крестьян, сопровождавших свои телеги. Шляпы у всех остроконечные, с довольно широкими полями. Сплетены шляпы из какой-то болотной травы вроде осоки. Из этого же материала сделаны и длинные плащи (ниже колен). Осока, идущая на плащи, сплетается в целый ряд рядов (не менее пяти-шести), которые висят свободно вдоль тела, схваченные только наверху около шеи (завязывается плащ около шеи) и около плеч (от шеи до наружной оконечности плеч ряды осоки как бы прошиты и составляют непроницаемый над плечами покров от дождя). Когда руки опущены, они и все тело плотно прикрыты этим плащом от дождя (вода просто скатывается), а если рука поднимается – она раздвигает плащ, как раздвигаются японские занавески (такого же типа), употребляемые вместо дверей.

В массе – очень, повторяю, красочно и оригинально.

Затем Сугино предложил мне пойти с ним в театр, чтобы посмотреть патриотическую японскую драму «Группа верных вассалов». Оказывается, эта драма ставится ежегодно в декабре месяце во всех японских театрах и всегда имеет громадный успех.

В двух словах содержание драмы. Соседний могущественный князь соблазняется красивой женой своего соседа, другого удельного князя, убивает последнего предательски и берет себе его жену. Оставшиеся в живых 48 вассалов-самураев не могут сразу отомстить, так как обидчик слишком могуществен и силен. Старший из самураев уговаривает своих друзей положиться на него, а он, когда придет время, даст сигнал для отомщения. Прошло несколько лет. Старший самурай как будто забыл про месть: он стал пьянствовать и с утра до утра проводит время в чайных домиках, увлекаясь гейшами. Его друзья решают, что он забыл про месть, но это не так, он приказывает им подождать, и, наконец, когда убедился, что бдительность врага усыплена, он дает сигнал; все собираются со своими слугами и нападают на замок князя-обидчика. Предательство отомщено; князь-предатель убит.

Самураи (все 48) после этого в торжественной процессии идут к храму, где был похоронен их князь, преклоняются перед гробом, а затем перед храмом устраивают себе харакири.

Как живущие в Токио японцы, так и приезжающие из провинции, подогреваемые патриотической драмой, ходят поклониться праху верных самураев (48 памятников находятся перед храмом) и клянутся в верности Микадо.

Я с большим интересом смотрел в театре эту драму. Сугино, чтобы мне было более понятно, написал для меня «либретто» драмы («Чусин-Гура») на русском языке.

Трудно было только очень долго сидеть на низком и очень неудобном кресле в партере: представление началось в 12 часов дня, а закончилось в 10 часов вечера. В драме восемь длинных действий. Красиво, интересно, но с непривычки довольно тяжело. Представление тянется так долго еще потому, что антракты длинные, в течение которых японцы, занимающие ложи целыми семействами, пьют чай и закусывают, сидя на циновках, а публика из партера ходит закусывать в имеющиеся при театре буфеты.

Когда мы вышли из театра, я предложил Сугино где-нибудь поужинать. Он мне на это сказал: «Это не так легко. У нас вообще ужинать в ресторанах после 10 часов вечера не полагается. Везде все закрыто. Впрочем, я попробую вас провести в полурусский, полуяпонский ресторан». Этот ресторан (небольшой, но очень чистенький) оказался в европейской части города недалеко от вокзала. Хозяйка ресторана прожила во Владивостоке что-то около пятнадцати лет и совсем обрусела. Нас там накормили хорошо, и я потом несколько раз заглядывал в этот ресторан.

Как-то вечером зашел ко мне Сугино и предложил пойти на другой день утром на заседание коронного японского суда. Мне было вообще интересно посмотреть и послушать (имея такого переводчика, как Сугино) заседание японского суда, а кроме того, разбирался «русский» вопрос. Дело в том, что, после окончания борьбы с большевиками, известный атаман Семенов (Забайкальский) перебрался в Японию и, основываясь на том, что адмирал Колчак перед своей гибелью передал ему полномочия по руководству борьбой с большевиками в Сибири, объявил себя преемником адмирала и по званию правителя России и решил прежде всего это использовать с целью получить средства русской казны, еще находившиеся тогда в Японии.