Дыхание снега и пепла - Диана Гэблдон

Чтобы я и мои близкие могли воздать благодарность за Твою жертву из плоти и крови.

Жизнь, отданная для жизни.

Последние кусочки зеленого и серого исчезли в смеси под моими руками — колбасный ритуал был завершен.

* * *

— Это был хороший поступок, саксоночка, — сказал Джейми, вытирая мои наконец-то чистые руки полотенцем. Он кивнул на угол дома, за которым исчез Роджер, чтобы помочь с разделкой оставшейся туши, выглядел он при этом куда более умиротворенным. — Я хотел рассказать ему до этого, но не знал, как подступиться.

Я улыбнулась и придвинулась ближе к нему. Стоял прохладный и ветреный день, и теперь, когда я закончила работать, холод заставил меня искать тепла в его объятиях. Джейми обхватил меня обеими руками, и я ощутила две вещи сразу — надежный жар его тела и мягкое похрустывание бумаги под рубашкой.

— Что это?

— О, это записка, которую принес Синклер, — сказал он, отклоняясь немного назад, чтобы запустить руку под рубаху. — Я не хотел открывать ее у Дональда на виду и не хотел оставлять в доме, потому что он вполне мог решить ее прочитать в мое отсутствие.

— В любом случае она адресована не тебе, — сказала я, забирая у него потрепанный квадрат бумаги. — А мне.

— Вот как! Синклер ничего не сказал, просто отдал ее мне.

— Ничего удивительного!

Типично для этого времени, Ронни Синклер воспринимал меня — и всех женщин вообще — только как придаток к мужу. Я заранее испытывала жалость к женщине, которую ему однажды удастся завлечь в брак.

Я не без усилия развернула записку: ее так давно носили близко к потному телу, что края истрепались и склеились.

Сообщение внутри было коротким и загадочным, но тревожным. Слова были нацарапаны чем-то вроде обструганной ветки, в качестве чернил использовалось нечто, напоминающее высохшую кровь, хотя, скорее всего, это был просто ягодный сок.

— Что там, саксоночка? — Увидев, как я хмурюсь, Джейми попытался заглянуть в записку. Я развернула послание к нему.

В нижнем углу, почти на краю, мелкими буквами — будто отправитель надеялся, что эту часть никто не заметит, — было выцарапано слово «Фьетра». Само сообщение было выписано крупнее: ТИБЕ НАДА ПРЕЙЕХАТЬ.

* * *

— Это, должно быть, она, — сказала я, дрожа и покрепче запахивая шаль на груди. В операционной было холодно, несмотря на то что в углу теплилась небольшая жаровня. Ронни Синклер сидел на кухне и пил сидр, дожидаясь, когда сварится колбаса. Я развернула записку на операционном столе — угрожающий призыв выглядел темным и зловещим над робкой подписью. — Посмотрите. Кто еще это может быть?

— Но ведь она не умеет писать? — возразил Джейми. — Хотя, наверное, кто-нибудь мог написать это для нее, — признал он, нахмурившись.

— Нет, думаю, она и сама могла это написать. — Брианна и Роджер тоже пришли в операционную. Бри вытянула руку и коснулась потрепанной бумаги, длинный палец осторожно обвел прыгающие буквы. — Я научила ее.

— Правда? — Джейми явно был удивлен. — Когда?

— Когда я жила в Риверане. Когда вы с мамой уехали искать Роджера. — Она на мгновение сжала свои полные губы — это было совсем не то время, о котором ей нравилось вспоминать.

— Я научила ее алфавиту, я хотела научить ее читать и писать. Мы прошли все буквы — она знала, как они звучат, и могла их нарисовать. Но потом однажды она сказала, что больше не может учиться, и отказалась приходить на уроки. — Она подняла на нас глаза, между широкими рыжими бровями залегла тревожная морщинка. — Я подумала, что, может, тетя Иокаста узнала и запретила ей.

— Скорее Улисс. Иокаста бы остановила тебя, девчушка. — Джейми посмотрел на меня с точно такой же морщинкой между бровей, как у Брианны. — Значит, ты думаешь, это Федра? Горничная моей тети?

Я покачала головой и закусила губу в сомнении.

— Рабы в Риверане так и произносят ее имя — Фьетра. И я совершенно точно не знаю больше никого с таким именем.

Джейми задал пару вопросов Ронни Синклеру — невзначай, так, чтобы не дать повода для встречных расспросов или сплетен, — но бондарь знал не больше того, что уже рассказал мне: записку ему передал жестянщик с нехитрым указанием адресата: «для целительницы».

Я наклонилась над столом, высоко подняв свечу, чтобы еще раз посмотреть на записку. Буква «Ф» в подписи была выведена нерешительным, несколько раз повторенным росчерком — автор сделал больше одной попытки, прежде чем решился подписать письмо. Тем больше доказательств в пользу нашей версии, решила я. Я не знала, считалось ли в Северной Каролине противозаконным учить рабов читать и писать, но это совершенно точно не поощрялось. Хотя присутствовали явные исключения — например, рабы, образованные в угоду хозяевам, как сам Улисс, — это было в целом опасным навыком, причем таким, который раб будет стараться скрыть.

— Она не стала бы рисковать, посылая весточку вот так, не будь положение дел серьезным, — сказал Роджер. Он стоял позади Бри, положив руку ей на плечо и глядя вниз на записку, которую она пальцами прижимала к столу. — Но что могло случиться?

— Тебе в последнее время приходили вести от Иокасты? — спросила я Джейми, но я знала ответ еще до того, как он покачал головой. Любые новости из Риверана, которые достигали Риджа, становились достоянием общественности в течение нескольких часов.

Мы не поехали на собрание на горе Геликон в этом году — на Ридже было слишком много дел, к тому же Джейми старался избегать горячих политических дебатов. Но Иокаста и Дункан должны были быть там. Если бы что-то случилось, то слухи достигли бы нас уже давно.

— Значит, это не просто серьезно, но и касается лично рабыни, — сказал Джейми, — иначе Иокаста или Дункан написали бы сами. — Он один раз постучал своими негнущимися пальцами по бедру.

Мы стояли вокруг стола, глядя на записку так, будто это был маленький белый кусочек динамита. Холодный воздух наполнил запах варящейся колбасы — домашний и умиротворяющий.

— Но почему вы? — спросил Роджер, глядя на меня. — Думаете, это может быть что-то, связанное со здоровьем? Может, она заболела или, например, забеременела?

— Это не болезнь, — сказала я. — Слишком срочное дело.

До Риверана была по меньшей мере неделя езды — в хорошую погоду и без происшествий. Бог знает, сколько этому письму пришлось путешествовать перед тем, как оно достигло Риджа Фрэзеров.

— Но что, если она беременна? Это возможно. — Брианна поджала губы, по-прежнему хмурясь на записку. — Я думаю, она считает маму другом. Мне кажется, тебе она сказала бы