Суворов и Кутузов - Леонтий Раковский
Шрифт:
Интервал:
– Разбирай, служивые! Пускай лучше свои попользуются, чем достанется французу! – говорил торговец посудой, видя, что ему не увезти свое добро.
Сложив на телегу пожитки, стоял у дома гробовщик. На его товар охотников не находилось.
– Бери, матушка Москва, мое изделие. Дай Бог, чтоб твоим гостям оно пригодилось! – говорил гробовщик, снимая картуз и кланяясь на все стороны.
– Не быть добру – недаром сегодня понедельник, – говорили солдаты.
– И – дурак. Понедельник понедельником, это точно, да не мы ведь входим в Москву, а он. Стало быть, ему понедельник боком выйдет!
В переулке слышался шум и гам. Выпущенные из тюрем колодники разбили трактир, кричали, горланили. Им – море по колено.
Солдаты с завистью посматривали на растерзанный кабак, на валяющиеся бочки – вот выпить бы с горя, да нельзя: дисциплина, приказ! Сказано: выйдешь из рядов – «наденут белую рубаху».[171]
Солдаты шли по улицам Москвы пригорюнившись, опустив головы, точно провожали покойника.
В восьмом часу утра Кутузов, не заснувший в эту ночь ни на секунду, помрачневший и особенно молчаливый, подъехал к Дорогомиловской заставе. Сегодня он был верхом, а не в коляске.
– А день-то, день какой, словно летом! – восхищался Кудашев.
День начинался ясный, отменный.
Улицы были загромождены войсками, обозами, пушками. Армия шла в одной колонне, потому что через Москву-реку был один старый деревянный мост. Он в первый же час не выдержал тяжести и подломился. Его спешно чинили. А часть кавалерии и московское ополчение пошли вброд. Кутузов остановился: проехать было невозможно. Уезжавшие и уходившие москвичи сразу узнали светлейшего.
– Батюшка, ваше сиятельство, как же так? Неужто погибла Расея? – протягивала к нему руки какая-то женщина.
– Ежели Москва не устояла, то и Расее не устоять! – мрачно сказал рыжебородый мещанин.
– Седой головой своей ручаюсь: неприятель погибнет в Москве! – убежденно ответил Кутузов.
Народ молчал, думая свое. Один главнокомандующий уже ручался вот так же головой, что не допустит в Москву врага, а теперь другой обещает, клянется…
– Кто из вас хорошо знает Москву? – обернулся Михаил Илларионович к свите.
– Я, ваше сиятельство, – ответил Сашка Голицын.
– Проводи меня, голубчик, да так, чтобы побыстрее и где бы поменьше народу! – попросил главнокомандующий.
Как он ни был убежден, что поступает совершенно правильно, но все-таки чувствовал себя неловко. Было стыдно смотреть в глаза не только жителям Москвы, но и солдатам. Полки сегодня встречали главнокомандующего без воодушевления, молча – не так, как всегда. Солдаты не могли понять всего положения, а видели, что Кутузов отдает Белокаменную врагу.
Голицын проехал с Михаилом Илларионовичем от Арбатских ворот вдоль бульваров к Яузскому мосту. Здесь встречные попадались редко.
У Яузского моста была свалка. Бегущие из столицы запрудили улицу, войска не могли из-за них взойти на мост.
У моста Михаил Илларионович увидел знакомую фигуру Ростопчина в треуголке и парадном сюртуке с эполетами. Он колотил нагайкой ремесленников, «рядчиков», крепостных, запрудивших улицу и въезд на мост, колотил тех, кому писал свои «афишки».
«Обещал вести народ на «Три горы» сражаться за Москву, а сам улепетывает», – подумал Кутузов.
Увидев Кутузова, Ростопчин подъехал к нему. Лицо «сумасшедшего Федьки» исказилось злобой и презрительной гримасой.
– Вот плоды ваших тактических и стратегических успехов! – истерически выкрикнул он по-французски.
– Прикажите очистить мост для прохода войск! – по-русски спокойно, но твердо, по-начальнически, сказал Кутузов и глянул на Ростопчина одним зрячим глазом.
Ростопчин, мешая французские и русские проклятия, кинулся к мосту. Нагайка Ростопчина заходила по спинам спасавшихся от врага москвичей пуще прежнего.
Белый спокойный мекленбуржец Кутузова ступил на Яузский мост.
За главнокомандующим двинулись полки.
Кто хочет быть с Вами, тому нужно иметь две жизни: одну – свою, другую – в запасе.
Командующий арьергардом генерал Милорадович стоял с адъютантами у Поклонной горы, где был его правый фланг. Левый примыкал к Воробьевым горам.
Милорадовичу предстояла труднейшая задача: подольше задержать армию Наполеона, чтобы дать возможность войскам и обозам выйти из Москвы.
Был полдень. Сентябрьское солнце грело совсем по-летнему.
Ординарец, посланный в Москву узнать, как проходят через столицу войска, сказал, что за Дорогомиловской заставой улицы еще забиты артиллерией и обозами.
– Придется завязать дело, или, как написал вчера Ермолов: «Почтить видом сражения древние стены Москвы». Фокусник Алексей Петрович! Ишь какие красоты подпустил. Чистый Макиавелли!
Вчера это ермоловское выражение взорвало Милорадовича. В первую минуту он готов был ехать к Михаилу Илларионовичу и отказаться от командования арьергардом, но потом лег спать, а наутро раздражение улеглось.
– Французы обходят нас, ваше высокопревосходительство. Пока мы будем сражаться, Понятовский раньше нас придет в Москву, – говорил его штабной полковник Потемкин.
– А что будет с нашей артиллерией и обозами? – спросил кто-то из штабных.
Милорадович молчал, щурился, что-то обдумывая.
– Ну, Бог мой! (Это было любимое присловье Милорадовича, вроде как у Суворова – «помилуй Бог!») Дайте мне офицера, свободно говорящего по-французски, – обратился он к своему штабу. – И не рохлю, а бойкого! Кого-нибудь из лейб-гусаров, чтоб понаряднее!
Через минуту к нему лихо подскакал безусый, светлоглазый штаб-ротмистр лейб-гвардии гусарского полка в своем нарядном красном доломане и ментике с желтыми шнурами. Он имел вид лихого рубаки. Черный кивер был надет набекрень, молодое лицо смотрело с задором.
– Ваше высокопревосходительство, штаб-ротмистр Акинфов по вашему приказанию явился! – доложил он.
– Говорите по-французски? – спросил Милорадович, оглядывая Акинфова.
– С детства, ваше высокопревосходительство!
– Вот вам письмо его сиятельства к маршалу Бертье, – сказал Милорадович, подавая Акинфову большой конверт. – Письмо подписано дежурным генералом Кайсаровым. Мы поручаем великодушному попечению французов девять тысяч раненых и больных, оставшихся в Москве. Передайте это письмо лично неаполитанскому королю. Приветствуйте его величество от моего имени и скажите: если французы хотят занять Москву в неприкосновенном виде, то пусть дадут нам время спокойно пройти через город. В противном случае генерал Милорадович будет драться в Москве за каждый дом, за каждый переулок и оставит вам, скажите, одни развалины! – Милорадович махнул рукой, точно рубил по воздуху.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!