Трагедии - Еврипид

трагедии, могли быть понятны в Афинах лишь весной 413 г., после того как в Сицилию только что отбыл большой вспомогательный флот во главе с полководцем Демосфеном; в Сицилию корабли прибыли в июле (Фукидид, VII, 20, 42), и естественно, что за время их плавания афиняне не раз имели основание тревожиться о судьбе своих близких.

Миф о печальном возврате Агамемнона из-под Трои и о мести, свершенной его сыном Орестом над убийцами отца, восходит, вероятно, еще к микенской эпохе и издавна являлся предметом эпических сказаний. Во всяком случае, воспоминания об участниках этих событий, содержащиеся в «Одиссее» (1, 29 — 43, 294 — 296; III, 195 — 198, 248 — 275, 303 — 310; IV, 512 — 537; XI, 405 — 439; XXIV, 199 — 202), показывают, что история убийства Агамемнона была хорошо известна и автору поэмы, и его слушателям. Первую литературную обработку она получила, очевидно, в послегомеровском эпосе — поэмах «Киприи» и «Возвращения». В первой из них уже был подробно разработан мотив жертвоприношения Ифигении (см. вступительную заметку к «Ифигении в Тавриде»), который делал более обоснованным участие Клитемнестры в убийстве Агамемнона; теперь оно могло быть объяснено местью за погубленную дочь. Дальнейшее развитие мифа произошло в хоровой лирике VI в., главным образом в двухчастной «Орестее» Стесихора, во многом использованной Эсхилом в трилогии под тем же названием. Из нескольких трагедий Софокла, принадлежавших к этому кругу мифов, сохранилась только «Электра», дата которой неизвестна, и исследователи до сих пор не могут прийти к единому мнению, какая из двух «Электр» — Софокла или Еврипида — написана раньше. В любом случае несомненно, что в изложении событий, как предшествующих действию «Электры», так и предстоящих после его окончания, Еврипид достаточно близко следует сложившейся традиции, особенно — Эсхилу.

При возвращении в дом Агамемнону было устроено, как полагалось путнику, омовение в бане; здесь он и был убит Клитемнестрой (ст. 157 сл., 1148 — 1150), отмстившей ему за жертвоприношение Ифигении и связь с Кассандрой (ст. 29, 1032 — 1034). Роль Эгисфа при этом не вполне ясна — то говорится, что Агамемнон, коварно обманутый Клитемнестрой, погиб от руки Эгисфа (ст. 122 — 124), то убийцей названа одна Клитемнестра (ст. 1155 — 1160), а Эгисф — ее вдохновителем (ст. 159 — 166), то в непосредственном убийстве царя обвиняются оба (ст. 85 — 87). Так или иначе, они должны стать жертвами мести Ореста, чья дальнейшая судьба излагается здесь (ст. 1250-1272) в том же духе, как в «Ифигении в Тавриде» (см. ст. 940 — 969 и примеч. к ним). Что же касается фиктивного брака Электры с микенским пахарем, а особенно — отношения Ореста к убийству матери, то здесь, напротив, Еврипид занимает совершенно новую позицию, принципиально отличную по сравнению с Эсхилом и Софоклом (см. вступит, статью, с. 581).

«ЕЛЕНА»

Трагедия поставлена в 412 г. до н.э. вместе с несохранившейся «Андромедой»; год спустя они обе стали предметом пародирования в комедии Аристофана «Женщины на празднике Фесмофорий».

Для «Елены» Еврипид обработал вариант мифа, восходящий, возможно, уже к Гесиоду и, во всяком случае, разработанный Стесихором. Согласно преданию, этот поэт написал сначала хоровую поэму «Елена», в которой изложил обычную версию мифа о похищении спартанской царицы, и за это его постигла слепота, насланная божественными братьями Елены — Диоскурами. Узнав о причине их гнева, Стесихор сочинил так называемую палинодию («обратную песнь»), в которой дело излагалось таким образом, что Парис похитил из дома Менелад и привез в Трою только призрак Елены; из-за него и разгорелась десятилетняя война, в то время как истинная, ни в чем не повинная Елена была, по приказу Зевса (или Геры), перенесена в Египет и вручена мудрому старцу Протею, царившему на острове Фаросе (см. ст. 31 — 36, 42 — 48, 241 — 251, 582 — 588, 666 — 683). Ему было приказано беречь Елену до тех пор, пока Менелай после взятия Трои не будет волей судьбы также приведен на Фарос, где он и встретит свою супругу. Еврипид осложнил стесихоровскую версию только в том отношении, что приурочил действие трагедии к моменту, когда Протей уже умер и его сын, новый царь Феоклимен, посягает на ложе Елены (ст. 60 — 67, 783 — 799). Это нововведение дало Еврипиду возможность построить пьесу как трагедию интриги, что он удачно сделал прежде в «Ифигении в Тавриде».

Если оставить в стороне рассказ о божественном вмешательстве, приведшем к ослеплению, а затем к прозрению Стесихора, то легко будет понять, что поэт избрал новый вариант мифа под давлением спартанцев. Столь же естественно предположить, что и Еврипид, рисующий Елену в самом неприглядном свете во всех произведениях, как предшествующих «Елене» (в «Андромахе», «Троянках», «Ифигении в Тавриде», «Электре»), так и в хронологически следующих за ней (особенно в «Оресте»), ставил перед собой в этой трагедии какие-то особые задачи, заставившие его принять пролаконский вариант мифа. Ответ на вопрос дает отчасти сам Еврипид в ст. 1151 — 1164, проникнутых стремлением к миру между воюющими странами, и пацифистская установка поэта в этой трагедии не вызывает у исследователей сомнения. Труднее объяснить, как могли афинские власти, предварительно рассматривавшие представленные для состязания произведения, допустить к постановке трагедию с проспартанской тенденцией, после того как спартанцы, захватив в 413 г. селение Декелею, в двадцати километрах от Афин, снова начали опустошать землю Аттики. Это соображение заставляет некоторых исследователей (правда, очень немногочисленных) не доверять прямому смыслу использованного Еврипидом мифа и искать в поведении Елены и в этой трагедии свойственные ей в других произведениях драматурга распущенность нрава, тайную симпатию к Парису, хитрость и изворотливость в обращении с Менелаем. Однако подтвердить такую характеристику Елены развитием сюжета и текстом разбираемой трагедии представляется весьма затруднительным, и временную перемену в отношении Еврипида к образу спартанской царицы надо признать фактом, все еще нуждающимся в объяснении.

Перевод И. Анненского (сделанный, по-видимому, ок. 1906 г., когда он уже охладел к своему Еврипиду) известен только по посмертной публикации Ф. Ф. Зелинского («Театр Еврипида», II, 1917). По словам Зелинского, перевод остался черновым, и в нем «пришлось изменить довольно много стихов не столько ошибочных, сколько слабых, вялых или не выдержанных по настроению» (с. 471). Так как рукопись Анненского, по-видимому, не сохранилась, перевод печатается по первой публикации, т. е. более чем на треть переписанный Зелинским. Изменено только оформление рубрикации и списка действующих лиц.

«ФИНИКИЯНКИ»

Трагедия поставлена в период между 411 и 409