Белое дело в России. 1920–1922 гг. - Василий Цветков

После «победы над большевизмом» на втором этапе «лечения русского денежного обращения» предполагалось «радикальное хирургическое средство – девальвация». Путилов признавал необходимость «понижения рубля», при том условии, что новые деньги будут по-настоящему полноценными. При этом считалось возможным постепенное восстановление золотовалютного рублевого стандарта, которое произойдет также с помощью иностранных государств, поскольку «если Союзниками будет сохранено золотое основание денежного обращения, то на этой базе Россия едва ли будет в силах одна без их помощи привести в порядок свою денежную систему, ибо тот золотой запас, который останется в ее распоряжении, будет несомненно недостаточен для обеспечения количества денежных знаков, необходимых для правильной экономической жизни страны…»[863].

Таким образом, иностранная помощь путем прямого участия как в восстановлении платежеспособности российского рубля, так и золотовалютного обращения признавалась Путиловым необходимой для отечественных финансов.

«Российскому Круппу» принципиально возражал Б. А. Каминка. В своем «особом мнении», переданном Комиссии, директор Азовско-Донского банка резонно отмечал, что «новые знаки исчезнут из обращения», сделавшись для потенциальных товаропроизводителей перспективным средством накопления, а не ожидаемым средством обращения. Кроме того, «обесценение рубля», оправдываемое Путиловым с точки зрения подрыва «финансовой мощи большевиков», нанесло бы удар не столько по Ленину и Троцкому, сколько по большинству населения. Ведь зарплаты и другие выплаты в советских учреждениях и на советских заводах производились в рублях, с крестьянами также расплачивались пусть и ничего не стоящими, но все-таки рублями. И уж тем более, с точки зрения Каминки, не стоило радоваться иностранной поддержке российской денежной системы. Он «решительно возражал против той поспешности, с которой Русское Государство признается впадающим в несостоятельность должником, делами которого должен заниматься уже не он сам, а его кредиторы»[864].

Каминка считал, что более предпочтительным и, самое главное, более выгодным для финансовой независимости России является проект введения государственного займа: «…Только путем принудительного обращения всех или большей части циркулирующих кредитных билетов в долгосрочный Государственный заем может быть достигнуто существенное оздоровление нашего финансового положения…». При этом можно было бы «…установить двоякого рода облигации Государственного займа: одни с большей доходностью процента и погашения, а другие – с меньшими нормами…»[865]. Девальвация же «по-путиловски», по мнению Каминки, была невозможна уже потому, что вместо одного «упавшего» рубля появился бы новый «падающий» рубль, связаннный с колебаниями курса какой-либо иностранной валюты. «…При создавшихся условиях девальвацию произвести невозможно, ибо это была бы не девальвация, а позорное банкротство, которое выбило бы Россию навсегда из строя великих держав…»[866]. Ведь без оздоровления экономики, насыщения рынка товарами и стабилизации производства невозможна и нормальная финансовая система, так как «в каком бы виде денежная реформа ни была произведена, она лишь тогда сможет увенчаться успешным результатом, если международный торговый баланс будет для нас благоприятен…».

Что касается иностранных валютных «вливаний», то «вопрос о том, нужна ли нам будет вообще и при каких пределах помощь Союзников для восстановления нашего денежного обращения, должен оставаться открытым… Иностранные капиталы нам нужны будут, но они должны приходить по собственной инициативе и при свободной конкуренции», – заявлял Б. А. Каминка[867].

Весьма интересные предложения содержались в докладах о путях возвращения российского государственного долга. Так называемые «царские долги» долгое время были «камнем преткновения» в вопросе признания России иностранными государствами «де-юре» и «де-факто». В докладе А. Г. Рафаловича, единодушно поддержанном всеми участниками «парижского форума», указывалось, что от своих долгов перед иностранными кредиторами Россия отказываться не собирается (в отличие от позиции большевиков, заявивших, что они отвечать за «долги старого режима» не будут): «…всякое Национальное правительство несомненно немедленно озаботится производством платежей по обязательствам России, руководствуясь при этом как соображениями личной выгоды, требующими восстановления кредита Государства и всего народа, так и соблюдая интересы своих кредиторов»[868]. Однако опытный финансист заметил безосновательность требований о возвращении «царских долгов» исключительно Россией. Получившие независимость Прибалтийские государства, Царство Польское, Финляндия и Бессарабия (Кавказские республики и Украину Рафалович независимыми не считал) должны были нести «бремя долга» пропорционально плотности населения и созданному за годы их пребывания в составе Российской Империи экономическому потенциалу[869].

Не менее актуальной представлялась и позиция по отношению к восстановлению в России золотого рублевого стандарта. По мнению большинства участников Комиссии, не следовало рассчитывать на быстрое возвращение золотого паритета рубля для производства расчетов на внутреннем и внешнем рынках. Ведь «всякий, кто знаком с современной теорией и практикой денежного обращения, согласится, что как в настоящее смутное время, так и в ту пору, когда наступит экономическое устроение страны, роскошь золотого запаса натурой России не нужна и не по средствам. Ей нужны и будут нужны финансовые эквиваленты золота, повышающие коэффициент его экономической энергии…»[870]. Валютный паритет признавался для рубля перспективнее золотого.

Укрепление золотовалютных резервов, строгое следование принципам «единства бюджета» и помощь зарубежных финансовых структур предполагали возрождение российской банковской системы. Перспективы представлялись как в восстановлении операций старых банков, так и в создании новых кредитных учреждений. Одним из них должен был стать Международный Эмиссионный банк. Выдвигалось три проекта будущей финансовой структуры. По мнению А. Г. Рафаловича, следовало акционировать Госбанк, оставив лишь часть его акций в распоряжении государства, и одновременно создать «при участии наших английских и американских друзей и при поддержке Российского правительства коммерческий Банк, который занялся бы валютными операциями и до окончания денежной реформы выпускал бы валютные коммерческие сертификаты, служащие исключительно для облегчения товарообмена». Этот банк способствовал бы товарообороту между Россией и иностранными государствами, а также стал эталоном в организации ведения финансовых расчетов, но при этом не допускал обращения валютных сертификатов на внутреннем рынке[871].