Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон

от рассыпанных по земле струек серебряной пыли.

Земля ушла из-под ног и больно ударила в плечо. Лакс знал, что это значит. Он просто упал. Такое уже бывало — много раз, пока ему не починили поврежденное внутреннее ухо. Должно быть, что-то случилось с микрочипами в голове.

Больше встать он не мог. Не понимал, где верх, где низ. Просто лежал на боку, раздавленный тяжестью мира, вытянув перед собой правую руку. Она быстро краснела под убийственным солнцем; но стальной браслет без пятнышка ржавчины оставался прохладным и чистым. Священный кара — напоминание о том, что Лакс не должен делать зла своей правой рукой.

Он не сделал зла.

Камера сгорания

— Кокс, — сообщил Т. Р., проведя пальцем по стене камеры сгорания.

Палец стал черным. Стена, как и все внутренние поверхности здесь, была покрыта толстым слоем черноты — не блестящей, а матовой черноты, сажи, поглощающей любой свет.

— Я подумала, это уголь, — сказала Саския.

В прошлый раз, когда она тут была, все в этом месте сверкало полированной сталью.

— Это одно и то же, — ответил Т. Р. — Кокс — старинное английское словечко. Берешь уголь, хорошенько прокаливаешь, уничтожаешь все летучие примеси, оставшиеся от дохлых динозавров, и на руках у тебя остается практически чистый углерод. Очень высококачественное топливо.

— И что оно делает на стенах вашей камеры сгорания?

— При сгорании углеводородного топлива остается вот такой угольный остаток, — объяснил Т. Р. — Со временем он накапливается. Папаша мой любил сесть в «кадиллак» и погонять по шоссе на предельной скорости — говорил, что так выдувает уголь из цилиндров. Обычная, мол, процедура. Не уверен, что это помогало, но как же мы, ребятишки, радовались! А матушка каждый раз стонала и охала. Короче говоря, инженер сказал бы, что здесь все закоксовано.

Саския не хотела «закоксоваться» сама, поэтому расстелила на полу камеры сгорания спасательное одеяло. Пол здесь был вогнутым, как и стены, так что на одеяле ей пришлось полусидеть-полулежать. Рядом были сложены их небогатые запасы, в том числе фонарик — единственный источник света. Где-то там же лежала коробка свечей и спички, на случай если у фонаря разрядятся батарейки.

Наверху прогрохотали шаги — две пары ног, поняла Саския, — а потом низкий «бум!» захлопнутого люка на Минус Четвертом. Через несколько секунд раздались два удара по поршню, служившему им потолком, а верхней насосной камере — полом. Условный сигнал, что и Конор, и Жюль в безопасности.

— Хотела бы я знать, что увидел Жюль? — сказала Саския. — Почему бросил бутылку?

— Можно было бы выяснить, если бы я с бойскаутских времен не позабыл азбуку Морзе, — вздохнул Т. Р.

Он сидел у другой вогнутой стены и смотрел оттуда на Саскию. Луч фонаря, направленный прямо вверх, достигал потолка и там исчезал без следа, растворялся в закоксованной тьме. Лицо Т. Р. по другую сторону от фонаря выглядело едва различимым овалом.

— Вы сейчас, должно быть, спрашиваете себя, — сказал он, — на кой черт вернулись на ранчо «Летящая S».

Саския оттолкнулась от стены и присела на корточки над грудой запасов. Порывшись в них, достала и открыла коробку со свечами. Рядом лежала упаковка безопасных спичек. Саския чиркнула одной, немного полюбовалась на огонек, а потом зажгла свечу.

— Спасибо, что бесплатно проводите стресс-тест нашего газового хозяйства, — усмехнулся Т. Р. — Будь здесь метан или водород…

— Я знаю, зачем вернулась, — ответила Саския.

От первой свечи она зажгла вторую. Потом растопила на полу немного воска и поставила свечу в эту лужицу.

— И зачем же? — спросил Т. Р., глядя на огонек свечи.

Саския тоже на него смотрела: как любой огонь, он гипнотизировал и притягивал взгляд. Быть может, так и началось глобальное потепление: люди просто смотрели в огонь и никак не могли оторваться.

Она протянула вторую свечу Т. Р.

— Один человек, по всей видимости, из Моссада, попросил передать вам сообщение.

— Вот как? И чем же решил поделиться со мной Моссад?

Столько всего произошло с тех пор, что Саския уже с трудом припоминала тот разговор. Она зажгла еще одну свечу и поставила ее на пол.

— Для меня тогда это прозвучало так: до них дошла информация, что Китай что-то планирует.

Т. Р. рассмеялся.

— Что-то конкретное в связи с вашей геоинженерной деятельностью, — продолжала Саския.

— И ведь они, черт возьми, не ошиблись! — заметил Т. Р.

— Поэтому я попросила Виллема нанести вам визит.

— Весьма признателен.

— Понятия не имею, знали ли они что-то о планах Индии. Но предупреждение было сформулировано очень расплывчато, так что… почему бы и нет?

Она зажгла еще одну свечу.

— Как вам показалось, в чем был общий смысл этого предупреждения? — спросил Т. Р., немного нервно наблюдая за тем, как она зажигает следующую.

— Опасность тоннельного зрения, — ответила Саския. И невольно подняла глаза на потолок тоннеля, в котором сейчас находилась. Но он оставался невидим. Сколько свечей ни зажечь — они не рассеют тьму. — Хотя, может быть, тут уместнее говорить не о тоннеле, а о шахте.

— Помню, спускался я сюда пару лет назад, — заговорил Т. Р. — Когда шахту только пробурили и она еще стояла пустая. Была глубокая ночь, тьма кромешная. Надо мной — маленький кусочек неба и звезда. Одна-единственная. И я сказал себе: смотри-ка, всю жизнь о ней слышу, а вижу только сейчас!

— И что это была за звезда? — спросила Саския, зажигая очередную свечу.

— Да черт ее знает. Просто одинокая звезда, понимаете?

Саския недоуменно смотрела на него поверх пламени свечи.

— Здесь же Техас — штат Одинокой Звезды! — объяснил Т. Р.

— Ах да, понятно. И вы решили, что это доброе предзнаменование.

— Знаете, ваше высочество, со свечами стоит держать ухо востро. На них, конечно, приятно посмотреть, особенно когда горит много сразу…

— Но они выделяют углекислый газ.

— Вот-вот.

— И повышают уровень CO2 в атмосфере, без которой нам не выжить, — вздохнула Саския.

— Ну да, я так и думал, что вы догадаетесь.

— Но что за беда в том, чтобы зажечь еще одну свечу? Если она и ухудшит наше положение, то совсем ненамного.

— Можно сжечь хоть всю коробку, — ответил Т. Р., — потому что вы знаете, что эта история закончится не так.

— А как же?

— Либо сюда спустятся террористы и нас взорвут, либо спустятся хорошие парни и нас спасут. Так или иначе, Саския, можете жечь столько свечей, сколько захотите. Не стоит бояться, что свечи кончатся и мы останемся в темноте. Не стоит бояться, что задохнемся от избытка CO2. Что-то другое — дурное или хорошее — случится намного, намного раньше. Потому что пока мы тут сидим на попе ровно, ждем