Я и мое отражение - Дениза Алистер

— Вы оба просто извращенцы какие-то!

— Да нет, просто мужчины.

— Спасибо, обрадовал. И как мне теперь брата растить, когда ты сообщаешь мне такие жуткие вещи про мужской род?

— Брось. У тебя отличный брат. И сестричка, к слову сказать, прехорошенькая. Берегись, еще год-другой — и она начнет разбивать сердца направо и налево.

Джемайма невольно расплылась в улыбке.

— Спасибо. Да, они у меня замечательные. Мне с ними повезло.

— Им с тобой повезло еще больше, — вполне серьезно заметил Энрике. — Не всякая на твоем месте пошла бы на такие жертвы, лишь бы воссоединить семью.

— А что у тебя за семья? Ты мне ничего не рассказывал о ней.

— Да трудно рассказать в двух словах. Все очень разные. И каждый по-своему хорош, вот только ладить с ними порой трудновато. Мама у меня изумительная. А Гарсия очень похож на отца: у него такая же твердая воля и страсть к порядку.

— Отец очень возмущался, когда ты решил уйти из семейного бизнеса?

Энрике отрывисто рассмеялся.

— Возмущался — это еще слабо сказано. Рвал и метал. Но ничего не помогло. Зато Гарсия там преуспевает.

— Кстати о Гарсии… Завтра я скажу ему…

— Что скажешь?

Джемайма замялась.

— Ну… что выбираю тебя.

— А это и вправду так?

— По-моему, да.

Танцуя, они приблизились к краю лужайки, где рос жасмин. Головами они задевали клонящиеся ветви, и те осыпали их душистыми белоснежными лепестками…

Хотя Джемайма отчаянно мечтала о большем, в ту ночь Энрике ограничился поцелуями — то нежными и почти невесомыми, то страстными и обжигающими. Тая в его объятиях, она готова была рискнуть и, наплевав на всех соседей на свете, заняться с ним любовью прямо там, на лужайке, под звездным небом. Или на крыльце. Или в кабине пикапа. Или, что куда менее романтично, в собственном доме. Попроси он только — и она забыла бы про стыд и приличия, про скромность и сдержанность.

Но он не попросил.

Не попросил и на следующий день, когда снова заехал за ней и повез на прогулку. Давно Джемайма не проводила время так беззаботно и весело, даже по-школьнически. Энрике показал ей свою стройку — провел по почти готовому корту, объяснил, что важно учитывать при возведении эллинга. Но восхитительнее всего была прогулка по лесу.

Стволы сосен колоннами уходили в небо. На небольших полянках начала созревать земляника, и Энрике, набрав полную горсть, угостил свою спутницу. Джемайма губами снимала у него с ладони ароматные ягоды, и сердце ее замирало от предчувствия поцелуя. Но никакого поцелуя не последовало.

Впрочем, и так было здорово. В недостроенном сарайчике, которому предстояло стать станцией проката каноэ, пока нашел приют всего один узкий, точно игла, челнок — собственность Энрике. Как же забилось сердце Джемаймы при этом напоминании о том, как она тайком любовалась им из зарослей! А затем Энрике неведомо как уговорил ее поплавать в каноэ. Хитрый, сначала он прокатил ее по стремнине, а потом принялся расписывать, до чего же здорово самому орудовать веслом и чувствовать, как отзывается послушная лодочка на каждое твое движение…

Полтора часа спустя, лежа на берегу на нагретом солнцем коврике и суша мокрые волосы, Джемайма сама не понимала, как позволила втянуть себя в такую авантюру. Нет, поначалу все шло очень даже неплохо, но потом Энрике сказал, что, мол, хватить ей барахтаться в тихой заводи, пора попробовать себя на течении. Тут-то все и случилось. Увидев, что каноэ летит прямо на торчащую из воды корягу, Джемайма занервничала и попыталась остановить челнок, ухватившись за низко нависающую над рекой ветку. То, что произошло после этого, называется, как объяснил ей потом Энрике, «оверкиль».

Джемайма выплыла сама, а вот каноэ и весло пришлось вылавливать ниже по течению уже ему. Он хохотал, а Джемайма прятала лицо в полотенце — ей казалось, что от стыда она больше никогда не сможет взглянуть ему в глаза.

Хорошо еще, что по настоянию Энрике, по-видимому, предвидевшего подобный вариант развития событий, она училась грести в купальнике, так что одежда не пострадала.

— Да ладно, — утешал он ее, — подумаешь, что такого случилось? Ну, перевернулась, с кем не бывает? Дело житейское.

— Чувствую себя какой-то мокрой курицей, — пожаловалась она.

— Не-ет, — с видом знатока по мокрым курицам протянул Энрике, — мокрых куриц с такой фигурой не бывает. Скорее ты похожа на мокрого гадкого утенка, который уже практически превратился в очень мокрого лебедя… Пойдем выпьем чаю. У меня там и бутерброды припасены.

И, протянув руку, помог Джемайме подняться. Рывок был таким сильным, что она практически уткнулась в его широкую грудь. Несколько напряженных мгновений оба стояли, почти касаясь друг друга лицами, — но он опять не поцеловал ее…

В понедельник Энрике повел ее в кино на старую комедию с Максом Линдером. Во вторник — в театр. В среду — в цирк. Все было крайне романтично. Энрике каждый раз, как подобает галантному кавалеру, довозил ее до дому… а потом высаживал и уезжал.

В четверг, встретившись с ним в обеденный перерыв в китайском ресторанчике, Джемайма не выдержала и спросила:

— Энрике, что, черт возьми, происходит?

Он вскинул на нее невинный взгляд.

— Я полил утку бамбуковым соусом. А что, думаешь, он к ней не подходит?

— Я не про утку!

— В самом деле? Тогда про гарнир?

— Да забудь ты хоть на минуту о еде, — сердито прошипела она. — Я говорю о нас. О тебе и обо мне. О том, что мы делаем.

— Мне казалось, мы едим утку по-пекински, — осторожно заметил Энрике. Джемайма ответила ему таким убийственным взглядом, что он поспешил добавить: — Прости, не смог удержаться.

— Так ты собираешься отвечать?

— А о чем ты спросила? — решил уточнить он и тут же вскинул руки вверх. — Я просто пошутил.

— Неудачно, — отрезала Джемайма и выжидающе уставилась на него.

Он пожал плечами.

— Понимаешь, Джемайма, у меня создалось впечатление, будто ты наотрез отказываешься заводить роман с малознакомым тебе человеком. Разве я не прав? Разве суть твоих возражений не сводилась к тому, что мы не знаем друг друга? Что тебе неизвестно, каков я на самом деле?

Ничего себе! Она с ума сходит от мыслей, что больше не привлекает его, не вызывает в нем желания, а он, оказывается, просто решил дать ей возможность познакомиться с ним поближе. Ну и ну! Джемайма не знала, смеяться ей или плакать. Или заехать нахалу по физиономии — зачем он так дразнит ее?

— Так все поэтому?

— Ну да. — Энрике усмехнулся. — Старомодное неторопливое ухаживание по всем правилам. Сводить свою избранницу в кино, пригласить на ланч. А завтра вечером, пожалуй, я предложу тебе покататься на карусели.