So let it be written: подлинная биография вокалиста Metallica Джеймса Хэтфилда - Марк Эглинтон

После невероятного успеха альбома Metallica и масштабных гастролей в его поддержку группа все внимательно обдумала и пригляделась, какое место она занимает в постоянно меняющейся индустрии. Гранж пронесся по Штатам и за его пределами, нанеся непоправимый урон некоторым поджанрам хэви-метала. И хотя к тому моменту пик влияния гранжа закончился и солист Nirvana Курт Кобейн – символ этого музыкального движения – был мертв, ущерб, нанесенный рок-музыке, был крайне серьезным. Стремительное наступление гранжа означало, что многие трэш-группы были вынуждены уйти в подполье или кардинальным образом изменить звучание, чтобы угодить публике. Критика в адрес гранжа в середине 90-х означала, что его должно сменить что-то новое, а также залатать дыры в метал-индустрии, образовавшиеся после его успеха.

По словам Рекса Брауна, эта задача выпала на долю Pantera: «Metallica выпустила настоящего рок-монстра, а параллельно с этим был гранж, поэтому в музыке образовалась огромная, мать ее, дыра. И так уж вышло, что наши песни и звучание нашли отклик в сердцах народа».

Браун оказался абсолютно прав. Пока Metallica практически все 90-е не вылезала из коммерции, Pantera гордо несла знамя металла, ориентированного на трэш, не давая этой музыке загнуться.

Если бы «Черный альбом» в дискографии Metallica стал последним, их наследие бы никак не пострадало. Именно этого хотелось многим фэнам после …And Justice for All. Некоторые критики и поклонники считают, что группу, которой стала Metallica – и личности, которыми стали музыканты после 1991-го, – невозможно сравнить с худощавыми голодными подростками, вылезшими из метал-андеграунда в 80-е.

Вместо поездок на фургоне через всю Америку теперь были полеты по стране на личном самолете. Трудно было бы предположить, что привилегии и доступность ресурсов не меняют людей. Любой успешный человек, пытающийся не потерять лицо и остаться нормальным, подвержен этим изменениям в силу своего статуса, чему практически невозможно сопротивляться изо дня в день.

Прежде чем оценить и проанализировать личность Джеймса Хэтфилда в середине 90-х, нужно вспомнить детство фронтмена и сложный характер его происхождения. В юности музыкальная эволюция Хэтфилда процветала перед лицом трудностей и невзгод. Похоже, он горел желанием сбежать от обыденности Дауни. Воспитание и семейная ситуация побуждали его стать лучше. Лишь только когда густой туман успешных лет рассеялся, у Джеймса появилось время заглянуть себе в душу – хотя те дни еще не наступили. Это был период долгой и упорной работы.

В личном плане ему было тяжело отделить себя от сценического образа, за которым он прятался, и просто быть собой. Учитывая, что харизма Джеймса сильно зависела от количества выпитого алкоголя, у него было довольно сложное и запутанное состояние души.

«Когда при виде тебя каждый вечер орут пятнадцать тысяч фэнов, – рассуждает Эрик Брейвермен, – и творится все это безумие, невозможно остаться обычным человеком. Практически невозможно получить настоящее представление о жизни Джеймса Хэтфилда, потому что почти любой взгляд сильно искажен, а, следовательно, бесполезно что-либо объяснять обычному человеку».

Возможно, это небольшое преувеличение, но жизнь в невероятно успешной коммерческой рок-группе не может быть открытой и честной. Когда в относительно юном возрасте человек состоялся в финансовом плане, его взгляды неизбежно меняются.

В личном плане барьеры, которые поставил Джеймс, будучи еще молодым музыкантом, не рухнули. Раз уж на то пошло, вторжение СМИ и фэнов, возможно, лишь усилило его недоверие к окружающим. Поэтому желание все вокруг контролировать – демонстрируя таким образом желание защитить себя – было как никогда сильным. Отчасти именно поэтому Джеймс Хэтфилд и является гением.

«Большую часть времени музыканты считают, что даже вне сцены должны играть на публику, – говорит барабанщик Anthrax Чарли Бенанте. – И притворяться все сложнее, потому что на сцене, прикрывшись гитарой, барабанами или микрофоном, надеть на себя маску проще простого. Но когда ты сходишь со сцены и тебя все равно считают рок-звездой, здесь, мне кажется, жизнь бросает вызов».

Если жизнь и бросала Джеймсу Хэтфилду вызов, так казалось далеко не всегда. В феврале 1995-го Хэтфилд, Ульрих и Хэмметт появились на рок-радио KNAC в Лос-Анджелесе. Станция закрывалась, и гостевой ди-джей-слот 15 февраля стал последней передачей. И как нельзя кстати, последняя песня на радиостанции была Metallica Fade to Black, которую объявил Хэтфилд.

В конце февраля Metallica, Боб Рок и Рэнди Стауб отправились в студию Plant Studios в Саусалито, штат Калифорния, чтобы начать работу над шестым студийным альбомом Metallica, Load.

Весной 1995-го группа находилась в потрясающей творческой форме, а материала хватило бы на два альбома. Вероятно, так вышло, потому что студия располагалась в родном городе музыкантов либо ребята чувствовали вдохновение после долгих гастролей. Как бы там ни было, со стороны все выглядело хорошо. Старая проверенная команда в лице Хэтфилда, Ульриха и Рока просто не могла ошибиться, а потому будущее Metallica выглядело оптимистичным.

Группа сбежала из студии, дав несколько концертов в туре Escape from the Studio, который стартовал 23 августа в ныне нефункционирующем лондонском клубе «Астория». По сравнению с некоторыми крупными аренами и стадионами, где группа выступала последние три года, это было все равно что лицезреть Metallica у себя в гостиной. Билеты были доступны только для членов фан-клуба. Metallica отыграли одичалый сет, который был достоин уровня их предыдущих выступлений. Даже Хэтфилд – с прической «маллет»[35] – был в восторге от потрясающей атмосферы в душном жарком клубе. Местная публика проглотила в безумстве любви две новые песни, «2×4» и «Devil’s Dance».

Группа снова исчезла в студии, появившись 14 декабря, когда выступила на праздничном концерте, посвященном 50-летию Лемми из Motörhead в лос-анджелесском клубе Whiskey.

В начале 1996 года в лагере Metallica было тихо. Джеймс переживал непростое время. В начале года от рака умер его отец, Вирджил, с которым Хэтфилд стал видеться все чаще. В берущем за душу интервью журналу So What Хэтфилд отзывался об отце очень тепло. Он сказал, что лишь с возрастом понял, какую роль отец сыграл в его жизни и какое влияние оказал. Когда уже спустя годы они стали ближе, Хэтфилд понял, что у них есть общие интересы. Когда Вирджил заболел, Джеймс восхищался его стойкостью. И хотя Джеймс признавал, что в свои двадцать с небольшим пытался бороться с идеологией Христианской науки, теперь же он понял, насколько «магической и мощной» была вера в голове его отца во время борьбы с раком.

Похоже, после смерти матери Джеймс все же не окончательно отвернулся от религии. И пусть он активно не принимал эти доктрины, он не стал отвергать Христианскую науку, и ее концепция и принципы остались с ним. Учитывая то, какой образ жизни Джеймс вел в двадцать с небольшим, поразительно видеть, что он по-прежнему время от времени всерьез задумывался о религии. Если верить догадкам, информация поражает, учитывая ярко выраженное бунтарское поведение Хэтфилда и использование слова «боролся», можно предположить, что религия была ему гораздо ближе, чем казалось со стороны.