Точки пересечения. Завещание - Михаил Яковлевич Черненок

Из всех свидетельских показаний выходило, что Жора — трусливый хвастунишка, рано пристрастившийся к спиртному. Такие люди обычно бывают слабовольными… А если трус завладеет оружием?..

— Борис Петрович, — внезапно обратился к Тюрину Антон, — Коробченко не хвастался наганом?.

— Нет! От сырости у него наган заведется?. — Тюрин уставился на Антона. Ты, наверно, боишься, что Жорка ночью ограбит? Плюнь! С твоей комплекцией щелчком его пришибить можно.

— Как он одет?

— Говоря по-японски, кимоно-то плоховато. Старые джинсы с заплатками на коленках, рубаха синяя — так себе. Правда, куртка болоньевая и шляпа фетровая — ничего. И черные очки — тоже, видать, дорогие, в желтой оправе.

— Всегда в очках ходит?

— Очки у него вроде маскировки: то снимет, то наденет. Вот шляпу на улице не снимает — позорной прически, видать, стыдится. С другом, говорит, на пару коньяков поспорил и оболванился наголо, как уголовник… Алкаш! Коньяки те давно испарились, а волосы — дожидайся, когда отрастут.

— Почему он вместе с вами за переводом не пришел?

— Поехал к знакомой. Мы с ним договорились сойтись в семь вечера за рестораном «Садко», — Тюрин глянул на электронные часы. — О-ёй! Время-то, значица, седьмой час качает. Надо пощекотать выдавальщицу переводов… — И, поднявшись с места, торопливо ушел к окошечку с табличкой «Выдача переводов».

Несколько минут он что-то доказывал «выдавальщице», совал в окошечко паспорт с доверенностью, но в конце концов, сердито махнув рукой, с мрачным видом вернулся к Бирюкову. Возмущенно заговорил:

— Вот развелось бюрократов! До утра, мурлычит, ждать бесполезно. Извини, друг, не могу тебе долг отдать. Ну ты, правда, переселяйся из гостиницы ко мне. Запомни: улица Фабричная… — Тюрин назвал номер дома и квартиры и тяжело задышал, словно действие «Агдама» внезапно иссякло. — Не хочешь переселяться, заходи просто так вечерком. Бутылочку приноси, покалякаем…

Едва Тюрин, сгорбившись, вышел из почтамта, Антон подошел к телефону-автомату и набрал 02. Услышав в трубке голос дежурного, сказал:

— Это Бирюков. В семь вечера Коробченко наметил встречу с Тюриным за рестораном «Садко».

— Принято к сведению! — словно обрадовался дежурный. — Тюрина контролируем. Общий план операции не меняется, за вами — центральный переговорный пункт. Будет возможность, позванивайте нам.

Антон повесил трубку и вышел на улицу. Солнечный с утра день к вечеру нахмурился. Небо над городом затянули сизые облака, предвещающие либо сильный ливень, либо грозу. Прилегающие к почтамту улицы, как обычно в первые послерабочие часы, были запружены народом. Влившись в пеструю толпу, Бирюков прошел мимо входа в переговорный пункт к кинотеатру «Победа». Исподволь приглядываясь к прохожим, стал рассматривать красочные рекламные щиты. Мысли были невеселые — при таком многолюдье задержать Коробченко, если бы сейчас он здесь появился, было нелегким делом.

«Когда, как он появится?.. Один или в компании с Тюриным?.. И появится ли вообще?» — размышлял Антон. А люди проходили мимо, выстраивались в очередь за «Вечеркой» у газетного киоска на противоположной стороне улицы, покупали билеты в кино, безостановочным потоком вливались в широкие двери универсама и с загруженными сумками выходили оттуда. Никто из них не догадывался, что весь личный состав милиции города поднят по тревоге и что, быть может, через минуту-другую вот здесь, среди них, появится вооруженный преступник.

Время тянулось томительно. Через каждые полчаса Антон набирал 02, надеясь узнать в дежурной части что-либо новое, однако новостей не было — Коробченко словно исчез из Новосибирска. Ни в семь вечера, ни в восемь у ресторана «Садко» он не появился. К сожалению, не дошел туда и Тюрин. В сквере перед оперным театром мастер по кассовым аппаратам встретил знакомых собутыльников, и вся теплая компания прочно обосновалась среди штабелей пустой тары на задворках ближайшего гастронома.

В девятом часу из нависших над городом сизых туч упали на серый асфальт первые крупные капли, и вскоре разразился проливной дождь с ослепительными вспышками молнии и трескучими разрядами грома. Улица опустела. Бирюков торопливо укрылся в кабине телефона-автомата, расположенного возле самого входа в переговорный пункт. От нечего делать еще раз набрал 02.

— Ух, вовремя позвонили! — облегченно вздохнул дежурный. — Наконец-то нарисовался Жора Коробченко. У макулатурного ларька встретился с Анжеликой Харочкиной. Похоже, взял у нее сколько-то денег. После этого намеревался зайти в переговорный пункт, что на Восходе, но, вероятно заметив там дружинников, направился к центру города. Сейчас пережидает ливень в кабинке телефона-автомата рядом с автовокзалом.

— Там задержать нельзя?

— В кабину никого не впускает. Правую руку держит в кармане куртки. Даже когда Харочкина передавала ему деньги, не вынул руку из кармана. Сторонится прохожих, особенно мужчин.

— Понятно. Одет Коробченко как?

— Желтые старые туфли, джинсы с заплатками на коленях, коричневая синтетическая куртка с капюшоном и надвинутая на глаза зеленая фетровая шляпа. Без очков.

— Рост какой?

— От силы метр шестьдесят… — дежурный помолчал. — Вот подсказывают, на полголовы ниже Анжелики Харочкиной…

Небольшой вестибюль переговорного пункта плотно заполнили укрывшиеся от дождя. Бирюков с трудом протиснулся сквозь толпу в освещенный лампами дневного света зал. Здесь было посвободней. Скрипучим, раздражающим голосом невидимый радиодинамик то и дело объявлял названия городов, номера заказов и кабин. Справа от входа стояли застекленные кабины с телефонами междугородной автоматической связи. Внимательно присматриваясь к залу, Антон попытался прикинуть возможный путь Коробченко от входа, если Жора здесь появится, но долго ломать голову не стал, поскольку предугадать это можно было лишь по чистой случайности.

Через полчаса ливень утих и вестибюль опустел Время приближалось к десяти часам, однако из-за пасмурной погоды казалось, будто уже наступает ночь. Поубавилось народу и в зале, появились свободные стулья. Бирюков выбрал место с таким расчетом, чтобы не выделяться среди ожидающих и в то же время видеть входную дверь. Раздражавший вначале скрипучий радиодинамик со временем словно нейтрализовался, и Антон почти механически теперь улавливал только названия городов да номера кабин, в которые приглашались для переговоров. На освободившийся рядом с Бирюковым стул присела худощавая женщина с поблекшим лицом и, видимо, от нечего делать доверительно стала жаловаться на свою дочь Милочку, уехавшую в прошлом году после окончания пединститута на Байкало-Амурскую магистраль, в Тынду, и не написавшую с той поры маме ни одного письмеца, вот только раз в месяц, регулярно, вызывает на телефонный разговор. Междугородная связь с Тындой, вероятно, работала не так хорошо, как с крупными городами Союза, и женщина дважды нетерпеливо уходила к окну заказов, чтобы «поторопить разговор». Вернувшись, она снова и снова начинала говорить о Милочке, как хорошо ее дочь преподает физику в старших классах. Не выпуская из виду входную дверь, Антон механически поддакивал женщине…

Почти интуитивно Бирюков узнал Коробченко — настороженного, в надвинутой на