Серебряные слезы - Татьяна Тронина

– Да, я тебе не сообщала, Кир, – Иван Самсонович рисует Дусин портрет! – спохватилась Мария Ивановна.

– Что за честь нашей Дульцинее... Дуся, ты только не возгордись! Иван, что ты в ней нашел?

– Папа, ты думаешь, я недостойна? – обиделась Дуся.

– Евдокия Кирилловна – замечательная девица, и в ней есть все, чтобы быть запечатленной на холсте, – флегматично заметил Карасев, водя в темнеющем воздухе сигарой с алым огоньком на конце. – Родители не замечают, как быстро взрослеют их дети.

– Слишком быстро... – вздохнула Мария Ивановна.

Андрей, который все это время чувствовал себя неловко, испугался – неужели она догадалась?

Но Мария Ивановна смотрела в темнеющее небо, и печаль ее носила скорее общефилософский характер.

– И кем мечтает стать в будущем наша замечательная девица? – спросил Антон Антонович.

– Актрисой, наверное, – хихикнула тетка, дальняя родственница Померанцевых.

– Ну уж, сразу и актрисой! – возмутился Антон Антонович. – Как будто в наше время женщине делать больше нечего. Нынче женщина может посвятить себя медицине, и уже много есть примеров тому...

– Нет уж, – покачал головой Кирилл Романович. – У нас уже одна дочка ушла в науку, спит и видит Лейбница, Пифагора и... кто там еще в математике корифеями считается?..

– Женщине наука ни к чему, – вдруг подала голос малолетняя Ната, до того молчавшая и с интересом прислушивавшаяся к разговору взрослых. – Ее главное предназначение – быть верной матерью и добродетельной супругой. То есть наоборот...

Все захохотали, отчего Ната испугалась и полезла под стол.

– Яйца курицу учат, – недовольно пробурчал старый доктор.

– Не скажите, устами младенца истина глаголет! – сквозь смех воскликнул Кирилл Романович. – А ты, Дульцинея, что молчишь?

– Я не знаю... – ответила Дуся, метнув быстрый взгляд на Андрея. – Мне кажется, я была бы плохой актрисой. У меня нет таланта...

– Есть у тебя талант или нет – про это другим судить...

– В наступившем веке грядут большие перемены, – басом произнес кадет Михайлов. – Области, бывшие ранее недоступными женскому полу, теперь открывают перед ним новые возможности. Например, возьмем общественное движение, политику... Вполне можно предположить, что Евдокия Кирилловна станет суфражисткой...

– Кем-кем?! – вытаращив глаза, вскричал Померанцев.

– Голубчик, ну не при детях же... – укоризненно покачала головой Мария Ивановна и заглянула под стол. – Наточка, вылезай, чего ты там сидишь?

– Вас этому в военном училище учат? – ехидно спросил Антон Антонович. – Вы бы еще о «Народной воле» заговорили... Тьфу, бесовщина!

– А пусть Дульцинея наша что-нибудь споет... А, Дусенька? – предложил Померанцев. – В такой вечер хочется жизни радоваться, а не про политику...

Мария Ивановна села за рояль.

– Мама, ту итальянскую песенку, что мы разучивали на прошлой неделе...

Петь Дуся любила. Она улыбнулась Андрею, как бы сказав – «для тебя, милый», и спела «Вернись в Сорренто» – очень чисто и хорошо. Потом еще русский романс спела и еще...

Зажгли свечи. Ната уснула, положив голову на локоть, во сне смешно приоткрыв рот.

Андрей незаметно вышел из-за стола и спустился в темный сад. Голос Дуси доносился отчетливо и нежно, словно пело ночное небо. «Она ангел, – подумал он. – И за что мне такое счастье? Она самый настоящий ангел...»

Через два дня Кирилл Романович уехал, чему Андрей был очень рад – он все боялся, что Дусин отец что-нибудь заметит и их разлучат навсегда.

– Что же ты мне свидания не назначаешь? – вдруг спросила его Дуся с обидой.

– Какое свидание? Зачем? – удивился Андрей. – Разве мы и так не видим друг друга каждый день?

– Нет, непременно должно быть свидание, – настаивала Дуся. – Раз уж мы с тобой жених с невестой, то ты непременно должен мне свидание назначить.

– Ну хорошо, – сказал Андрей. – А где? Пойдем опять на пруд?

Дуся покраснела.

– Нет, не туда, там мы уже были. Надо найти еще какое-нибудь романтичное место.

– Тогда на кладбище, – решительно произнес он. – Романтичнее не бывает.

– Отлично! – обрадовалась Дуся, и глаза у нее заблестели от возбуждения. – Мне еще никогда не назначали свидания на кладбище...

Во всем этом была для нее какая-то особая, жгучая прелесть – ей нравились таинственность и романтизм, опасность – а вдруг кто-нибудь да узнает ее тайну? – интриговала. Они договорились о времени – раннее утро, перед завтраком. Обычно тогда большая часть проживающих в имении уходила в лес собирать ягоды.

Андрей проснулся раньше положенного срока – солнце еще только собиралось подниматься, густой туман стелился над землей. Он быстро собрался и побежал к месту встречи. Прошел сквозь старые ворота и сел на низкой лавочке возле могилы купчихи Козулиной, которая покинула сей мир в возрасте девяноста трех лет.

Андрей странно чувствовал себя на кладбище, потому что ему казалось, что родители наблюдают за сыном. Ему хотелось вновь встретиться с ними, неважно каким образом – то ли они должны вернуться на землю по воле волшебства или чуда, то ли он сам должен последовать за ними... Но сейчас обычные страхи отступили, потому что прошлым и будущим Андрея владела только Дуся. Захотелось ей свидания в романтическом, таинственном месте – что ж, пожалуйста...

Сквозь листву проглянуло солнце, отразилось в каплях росы, которой была будто обрызгана трава, и в воротах мелькнуло Дусино платье.

«Она всегда – как свет, – подумал он, поднимаясь ей навстречу. – И в первый раз я ее увидел зимой, когда из-за туч выглянуло солнце... Ну как не любить ее?»

– А вот и я... – радостно сказала Дуся. Одна щека была у нее румянее другой – наверное, отоспала. Весь ее вид, домашний и добрый, ужасно нравился Андрею. – Что, опоздала?

– Нет, девушке пристало опаздывать... Дуся, я все время думаю о тебе! Вот глаза открою – и сразу ты у меня в голове. И даже во сне...

– Я тоже о тебе все время думаю, – серьезно сообщила Дуся. – Я вот о чем с тобой поговорить хочу... Помнишь, третьего дня все приставали ко мне – кем я хочу стать, и все такое...

– Помню, – кивнул Андрей.

Они пошли по узкой дорожке между могил на другой край кладбища, где их никто не мог бы найти.

– Мне кажется, что тебе не понравилось бы, если б я стала актрисой.