Василий Шуйский - Руслан Скрынников

Отрепьев был воспитан в духе самодержавных традиций и не мыслил себе иного порядка. Ему предстояло решить вопрос, каким путем можно возродить великолепие и мощь самодержавной власти.

Самым кратким путем был возврат к политике опричнины с ее неограниченным насилием.

Надев на себя личину сына Грозного, Отрепьев невольно воскресил тени опричнины. В его окружении появились люди, принадлежавшие к самым известным опричным фамилиям, — Бельский, Басманов, Нагие, Татищевы, Пушкины, Зюзины, Воейковы, князья Хворостинины, Григорий Микулин, Михалка Молчанов и другие.

Главной фигурой среди них был, без сомнения, племянник Малюты Скуратова Богдан Бельский, знаменитый опричный временщик Грозного. Вернувшись в думу после смерти Бориса Годунова, он поспешил завязать изменнические сношения с самозванцем и стал передавать ему сведения о планах и решениях московских бояр. Его происки помогли Отрепьеву поставить на колени Боярскую думу.

Когда же «вор» поселился в царском дворце, а народ заволновался, Бельский вышел к толпе и поклялся, что на трон взошел прирожденный царь и это он, Богдан, спас царевича Дмитрия «за царя Иванову милость». Заслуги Бельского были оценены, и, несмотря на свое «худородство», он получил боярский чин.

После смерти Грозного Богдан Бельский настаивал на возрождении опричных порядков. Когда Годуновы были свергнуты, он выступил как сторонник политики неограниченного насилия по отношению к крамольной знати. Фактически речь шла о возрождении репрессивного режима.

Гражданская война расколола страну. На стороне самозванца выступило малочисленное дворянство южных уездов, по численности и силам далеко уступавшее служилым людям центральных и северо-западных земель. Все это делало невозможным формирование войска по типу опричнины. Но в руках сторонников насильственных мер были повстанческая армия и вольные казаки, несшие караулы в Кремле.

Помилование Василия Шуйского стало для Бельского политической катастрофой.

Богдан Бельский был последним оставшимся в живых душеприказчиком Грозного. Он обладал огромным опытом интриг и в качестве спасителя «царевича Дмитрия» имел шанс занять пост правителя государства. Что помешало ему добиться цели?

Бельский был связан тесным родством с династией Годуновых и не принял участия в убийстве своей двоюродной сестры — царицы Марии Бельской-Годуновой. Он примкнул к «вору» в самый последний момент, перед падением Москвы.

Носились слухи, что Бельский отравил царя Ивана.

Похоже, что мнимый сын царя не очень доверял своему «великому оружничему». Для знати самое имя богомерзких Бельских было ненавистно.

Во время московского похода подле Отрепьева был Юрий Мнишек, после его отъезда — польские секретари и Канцелярия. Поляки не желали делиться влиянием с Бельским. Главное же, как люди просвещенные, они не одобряли московскую тиранию и массовые избиения по опричному образцу.

В начале московского похода Лжедмитрий предал жестокой казни некоторых вельмож, отказавшихся присягнуть ему. Но затем он стал жаловать знатных пленников думными чинами. Растрига держал их под неусыпным надзором и отнюдь не собирался делиться с ними реальной властью, вследствие чего «воровская» Боярская дума превратилась отчасти в парадное учреждение.

Полученный в ходе гражданской войны опыт пригодился, когда Лжедмитрий утвердился в Москве. Боярину и «великому оружничему» Бельскому, настаивавшему на разгроме думы, пришлось уйти в тень. Растрига выслал Богдана из столицы, назначив вторым воеводой в Новгород Великий. Михаил Салтыков был отправлен на воеводство в одну из новгородских крепостей.

Самозванец четко уловил настроение общества. Не только дума, но и все население отвергало опричные методы управления. Время опричных кровопролитий миновало.

Курс на общее примирение подвергся подлинному испытанию через несколько месяцев после коронации, когда вдова-царица и духовенство обратились к самодержцу с ходатайством о прощении Шуйских. Ходатайство поддержали Нагие и другие бояре.

Позиция Нагих требует объяснения.

Самозванец тщетно пытался порвать нити, связывавшие его с прошлым. Слишком многим в Москве была известна его характерная внешность. Слишком могущественные силы были заинтересованы в его разоблачении. Отрепьеву приходилось придумывать всевозможные уловки, чтобы вновь и вновь доказывать свое «истинное царское» происхождение. Одна из таких уловок и погубила его.

Благословение мнимой матери — царицы Марфы помогло Лжедмитрию утвердиться на троне. Но «семейное согласие» оказалось непрочным. Когда толки о самозванстве возобновились, царь задумал устроить новую инсценировку, чтобы показать народу, будто в Угличе по ошибке был зарезан некий попович, а он — царевич Дмитрий — жив и сидит на родительском троне.

Планы самозванца оскорбили Марфу Нагую до глубины души. Чтобы не допустить надругательства над прахом единственного сына, она обратилась за помощью к боярам.

Вмешательство бояр заставило Лжедмитрия отказаться от публичной инсценировки. Но его повеление, судя по всему, было выполнено без лишней огласки.

После гибели Отрепьева в Углич был послан за мощами царевича Филарет Романов. Угличане не могли указать ему точное место захоронения Дмитрия. Могилу «долго не обрели и молебны пели и по молебны само явилось тело: кабы дымок из стороны рва копанова показался благовонен, тут скоро обрели». Устранив с этого известия агеографический налет, писал С. Ф. Платонов, получим бесспорный факт — заброшенной, даже потерянной могилы. Однако бесспорность этого факта вызывает сомнения.

Дмитрия похоронили в Преображенском соборе, и если его могилу не могли найти, значит, она была разорена. Отрепьев не осмелился осуществить публичную инсценировку с телом «поповича». Но он втайне повелел выбросить тело царевича из собора. Гроб закопали во рву, за стенами угличского Кремля, не поставив даже простого креста.

Бояре оказали Марфе услугу отнюдь не бескорыстно.

Царица стала орудием их интриг. Заступившись за сыновнюю могилу, старица должна была признаться, что царь — не ее сын. С лица Марии Нагой спала маска любящей матери.

Невозможно усомниться в том, что Нагая ничего не предпринимала без ведома братьев. У них она искала помощь в первую очередь, когда предприняла отчаянные попытки спасти могилу сына.

При Борисе Годунове Шуйские вступили в союз с Нагими, чтобы свергнуть правителя и посадить на трон царевича Дмитрия. Это обстоятельство благоприятствовало их новому союзу.

Ходатайство вдовы Грозного Марии Нагой, конюшего Михаила Нагова, других бояр и духовных членов думы привело к тому, что бояре Шуйские были прощены. Им вернули все их вотчины и титулы. Боярская дума получила в лице Василия Шуйского авторитетного вождя, самого умного противника «вора».

Лжедмитрий шел на уступки думе, жаловал правых и виноватых. В конце концов его старания принесли плоды.