Путешествие Хамфри Клинкера - Тобайас Джордж Смоллет

ругать ли его, или засмеяться в ответ на такие слова. Он предвидел со стороны Табби сильное противодействие, однако благодарность Клинкера пришлась ему по душе не меньше, чем его простодушие.

– Предположим, я захотел бы взять вас к себе на службу, что вы умеете делать? – спросил он.

– О, ваша честь! – воскликнул чудаковатый парень. – Я умею читать и писать и работать на конюшне. Я могу ходить за лошадью, подковывать ее, пускать ей кровь, продергивать заволоку, а что до холощенья свиней, так я не откажусь холостить любого борова в Уилтшире, могу также делать свиные колбасы, гвозди с широкой шляпкой, чинить чайники и лудить кастрюли.

Тут дядюшка стал хохотать и осведомился, какие у него еще есть таланты.

– Я немножко умею играть в лапту и петь псалмы, – продолжал Клинкер, – умею играть на варгане[47], петь «Черноокую Сьюзен», «Артура О’Брэдли» и другие песенки, могу станцевать валлийскую джигу и «Нэнси Даусон», побороться с любым парнем моего роста, когда придет охота, и, с вашего позволения, могу раздобыть зайца, если ваша честь захочет дичи.

– Черт побери! Да ты парень хоть куда! – воскликнул дядюшка, все еще смеясь. – Я не прочь взять тебя к нам в дом. А ну-ка попытайся помириться с моей сестрицей. Ты ее очень оскорбил, показав голый зад!

Держа шляпу в руке, Клинкер последовал за нами в комнату, где обратился к мисс Табите:

– Покорно прошу, ваша милость, извинить и простить меня, что я вас оскорбил, с божьей помощью я буду стараться, чтобы мой зад больше вас не оскорблял, а я не был бы из-за него виноват. Умоляю вас, милая, добрая, прекрасная леди, смилуйтесь над жалким грешником! Господь да благословит ваше благородное лицо! Вы слишком красивы и великодушны, чтобы желать зла, а я буду вам служить на коленях и ночью и днем, и на суше и на море и только ради удовольствия прислуживать такой превосходной леди!

Эти славословия и смирение произвели некоторое действие на Табби, но она оставалась безгласной, а Клинкер, приняв молчание за знак согласия, стал прислуживать за обедом.

Природная неуклюжесть Клинкера и его волнение привели к тому, что, прислуживая, он не раз попадал впросак. В завершение он уронил на правое плечо Табби кусочек драчены и, отскочив назад, наступил на Чаудера, который отчаянно взвыл.

Бедняга Хамфри столь был огорчен этой двойной оплошностью, что уронил фарфоровое блюдо, которое разбилось вдребезги. Тут он в отчаянии упал на колени и остался в этой позиции с разинутым ртом; вид у него был самый дурацкий. Мисс Брамбл подлетела к псу и, схватив его на руки, протянула брату и закричала во весь голос:

– Это заговор против несчастного животного, которое повинно только в том, что любит меня! Вот оно, убейте его сразу, тогда вы будете довольны!

Клинкер, услыхав эти слова и приняв их за чистую монету, вскочил с колен и, схватив нож с буфета, закричал:

– Только не здесь, добрая леди! Зачем пачкать комнату? Дайте его мне, ваша милость, я отнесу его в придорожную канаву.

В ответ на это предложение он получил по уху и отлетел в другой конец комнаты.

– Вот оно что! – закричала мисс Табби. – Каждая шелудивая тварь, которую вы подобрали на дороге, смеет меня оскорблять! Немедленно прогоните этого мерзавца!

– Ради бога, сестра, успокойтесь! – сказал дядюшка. – Поймите, что этот бедняга неповинен в желании вас оскорбить.

– Неповинен, как грудной младенец! – подхватил Хамфри.

– Я вижу ясно, что вы его подстрекаете! – воскликнула неумолимая девица. – Вы решили поощрять его бесстыдство! Вот она, благодарность за все услуги, какие я вам оказывала! За то, что ухаживала за вами, когда вы были больны, вела ваше хозяйство, спасала вас, неразумного, от разорения. Но теперь выбирайте: либо я, либо этот негодяй! Решайте немедленно. Пусть все узнают, кого вы больше уважаете: свою кровь и плоть или нищего подкидыша, найденного в навозной куче!

Глаза мистера Брамбла заблистали, и он заскрежетал зубами.

– Стало быть, – начал он, повысив голос, – все дело в том, хватит ли у меня духа раз и навсегда сбросить непосильное ярмо, или хватит подлости поступить жестоко и несправедливо, потакая капризу злобной женщины. Ну, так слушайте, мисс Табита Брамбл! Теперь, в свою очередь, и я вам предлагаю на выбор: либо расстаньтесь с вашим четвероногим любимцем, либо я распрощаюсь с вами навеки! Я порешил: с вашим псом я больше под одной кровлей жить не стану. А теперь извольте обедать, если у вас есть аппетит.

Она была поражена, как громом, этими словами и уселась в углу; помолчав несколько минут, она произнесла:

– Я вас не понимаю, Матт.

– А я с вами говорил на чистейшем английском языке, – с решительным видом отозвался сквайр.

– Сэр, вы имеете право приказывать, а мой долг – повиноваться. – сказала сия фурия, не на шутку присмирев. – Я не могу оставить собаку здесь, разрешите ей доехать в карете до Лондона, а я даю слово, что она никогда вас больше не будет беспокоить.

Дядюшка был совсем обезоружен таким смиренным ответом и объявил, что на любую разумную ее просьбу он не может ответить отказом; при этом он прибавил:

– Надеюсь, сестра, вы никогда не могли пожаловаться на отсутствие у меня родственных чувств.

Мисс Табита тотчас же встала и, обняв его за шею, поцеловала в щеку. Он с чувством ответил на ее поцелуй. Лидди всхлипнула, Уин Дженкинс кудахтала, Чаудер прыгал, а Клинкер сновал вокруг и потирал руки, радуясь такому примирению.

Согласие было восстановлено, мы не без приятности кончили наш обед и вечером без всяких приключений прибыли в Лондон.

Тетушке как будто пошло на пользу внушение, сделанное братом. Ей угодно было сменить гнев на милость, и теперь Клинкер служит у нас лакеем и дня через два появится в новой ливрее; но так как он мало знаком с Лондоном, мы взяли временного слугу, которого я намереваюсь потом оставить при себе.

Мы живем на Голден-сквер в доме некой миссис Нортон, благопристойной леди, которая заботится о наших удобствах. Дядюшка для развлечения своих питомцев собирается обозреть все примечательные места в столице; по, поскольку мы с вами знакомы с большинством мест, которые он намерен посетить, и с рядом других, о коих он и не подозревает, я буду сообщать вам только о тех, которые в какой-то мере вам незнакомы.

Кланяйтесь от меня нашим друзьям по колледжу Иисуса и верьте, дорогой мой баронет, что я остаюсь всегда вам преданным

Дж. Мелфордом.

Лондон, 24 мая

Доктору Льюису