Ловец душ - Фрэнк Герберт

Этот тяжкий вздох потряс Дэвида до глубины души.

Неопределенность куда-то исчезла, забирая с собой и сон, и детские воспоминания. Мальчик думал: «Катсук заболел. Эту болезнь никто не может излечить. Катсука схватил дух и овладел им. Теперь у него есть сила, перед которой никто не может устоять. Вот что он имел в виду, говоря про песню! Его слушаются птицы. Они прячут нас. Он ушел в такое место, куда не сможет последовать ни один человек. Он ушел туда, где живет песня… куда я боюсь идти.»

Дэвид сел на месте, удивляясь, что все эти мысли пришли к нему в голову непрошенными. Это были совершенно недетские мысли. Сейчас он думал о реальных событиях, о жизни и смерти.

И случилось так, будто эти мысли призвали каких-то существ: снова зазвучала песня. Она началась из ничего, слова такие же непонятные; непонятно было даже само ее направление… куда-то наружу.

– Катсук? – спросил Дэвид.

– Ты слышишь пение? – заметил тот, не отходя от костра.

– Но что это такое?

– Некоторые мои соплеменники. Это они владеют песней.

– Зачем они это делают?

– Они пробуют выманить меня из гор.

– Может они хотят, чтобы ты дал мне хоть немного свободы?

– Ими овладел малый дух. Но он, Хокват, не настолько могуч как мой.

– Что ты собираешься делать?

– Когда рассветет, мы отправимся к ним. Я возьму тебя с собой и покажу им силу своего духа.

Вот что случилось со мной. Мой разум был болен. Мои мысли заразились хокватскими болезнями. Я потерял свой путь, потому что у меня не было духа, который бы направлял меня. Тогда я стал искать, кто бы дал мне нужные лекарства. И я нашел их у вас, люди моего племени. Я нашел их у своих дедов, братьев отца, у всех тех, от кого мы произошли, у всех наших предков, дедов и бабок моей матери, у всех моих соплеменников. Их колдовские слова подействовали на меня. Я почувствовал их в себе. Я и теперь чувствую их. В моей груди пылает огонь. Меня ведет Ворон. А Ловец Душ нашел меня.

Из речи Катсука, произнесенной им перед соплеменниками (со слов его тетки Кэлли)

Перед самым рассветом Катсук вышел из пещеры, где был ход в древнюю шахту, глубоко врезавшуюся в склон нависавшего над озером холма. Внизу, среди деревьев, он видел огни – костры в тумане, заполнившем всю долину. Огни сверкали и плыли, как будто это были фосфорные цветы, пущенные по воде, но туман сейчас скрадывал их формы.

Катсук думал: «Мое племя».

Он узнавал их в ночи, но не по хокватским их именам, но данным в племени. В тайну этих имен были посвящены лишь те, кому можно было доверять. Это были: Женщина-Утка, Глаза На Дереве; Ненавижу Рыбу, Прыжок Лося, Дед С Одним Яйцом, Лунная Вода… Сейчас он перечислял все эти имена на родном своем языке:

– Чукави, Кипскилч, Ишкауч, Кланицка, Найклетак, Тсканай…

Тсканай была здесь, явно считая себя Мэри Клетник. Катсук попытался вызвать то, что помнил о ней Чарлз Хобухет. Но в голову ничего не приходило. Она была здесь, но как бы за покрывалом, за пеленой. Зачем она прячется? Он снова ощущал обнаженное, гибкое тело в свете костра, бормочущий голос; касающиеся тела пальцы; ее мягкость, изгоняющую из него все недобрые мысли.

Но сейчас она представляла для него угрозу.

И он сам понимал это. Тсканай была очень важна для Чарлза Хобухета. Она может нанести удар в тот центр, которым являлся Катсук. У женщин есть силы. Ловец Душ должен считаться с этим.

Над краем долины взошло солнце. Катсук перенес взгляд с заполненной туманом долины на порозовевшие зарей горы. Черные пятна скал выделялись на фоне снегов – белых-белых, будто сделанное из козьей шерсти одеяло. Горы были древними исполинами, одновременно и поддерживающими небо, и толкающими его.

Катсук молился:

«О, Ловец Душ, защити меня от этой женщины. Стереги мою силу. Пусть ненависть моя останется чистой.»

После этого он вернулся в пещеру, разбудил мальчика и покормил его взятыми из рюкзака шоколадными батончиками и арахисом. Хокват ел жадно, не замечая того, что сам Катсук не ест. Мальчик ничего не рассказывал про свой сон, но Катсук сам вспомнил про него, чувствуя, что против него собираются опасные силы.

Хоквату снился дух, пообещавший выполнить любое желание. Дух сказал, что он еще не готов. К чему не готов? К жертвоприношению? Он сам сказал, что Хоквату приснился дух. Это не с каждым случается. В этом был знак истинной силы. А чем же еще могло это быть? Жертвоприношение должно иметь большое значение. Невинный должен идти в мир духов с громогласным голосом, который невозможно заглушить. Оба мира должны слышать его, иначе эта смерть будет бессмысленной.

Катсук тряхнул головой. Он был обеспокоен, но это утро не будет посвящено снам. Этот день будет отдан испытанию реальности в материальном мире.

Он вышел из пещеры и увидал, что солнце уже разогнало большую часть тумана. Озеро теперь было зеркалом, отражавшим солнечное сияние. Оно залило всю долину палевой ясностью. На опушку леса вышел черный медведь, будто собака вывесив язык, чтобы вволю напиться утренним воздухом. Потом он учуял человека, неспешно повернулся и исчез в деревьях.

Катсук сорвал с себя хокватскую одежду, оставив только набедренную повязку и сшитые Яниктахт мокасины и повесив на пояс шаманскую сумку.

Дэвид вышел из пещеры. Катсук передал ему хокватскую одежду и сказал:

– Положи это в рюкзак. Спальный мешок уложишь сверху. Спрячь там, где мы спали.

– Зачем?

– Мы еще вернемся за ним.

Дэвид пожал плечами, но послушался. Вернувшись, он сказал:

– Мне кажется, тебе холодно.

– Мне не холодно. Сейчас мы пойдем к людям моего племени.

Он шел очень быстро. Мальчику не оставалось ничего, как последовать за ним.

Они спустились по склону, покрытому яркой зеленью, с проглядывавшими через нее алыми листьями дикого винограда. Кое-где на склоне выглядывали серые бока валунов. Они обошли большую скалу и вступили под темные кроны деревьев.

После спуска по каменистому склону Дэвид тяжело дышал. Катсук, похоже, совершенно не растратил сил, продвигаясь уверенным, широким шагом. На берегу ручья росли тополя, их стволы поросли бледным, желто-зеленым мхом. Тропа провела их через болотце и вывела на узкий уступ, поросший елками, кедрами и высокими тсугами. Футах в пятидесяти, на лесной вырубке стояли четыре наспех сделанные хижины, одна из них величиной с три остальные. Хижины были построены из расщепленных кедровых жердей, воткнутых в землю и связанных у вершины. Дэвид заметил даже то, что связки были из ивовых прутьев. У самой большой постройки была низенькая дверь, занавешенная лосиной шкурой.