Черная Молния - Игорь Пронин

В мыслях своих Дмитрий сам путался: конечно, ему не хотелось бы, чтобы Майков-старший ввязался в какую-то авантюру и пострадал. Но иметь примером человека, который только и делает, что работает и ужинает с семьей… Ну, еще встречается с друзьями, всякое такое. Разве это то, ради чего нужно жить? Хочется попробовать всего, а для этого нужно быть победителем. Выживают сильнейшие, а ноль-три — звонок бесплатный!

Он вышел на крыше, оглянулся. Под ногами — город, и он, Дмитрий, его повелитель. Никто над ним не властен. Пусть людишки внизу сами решают свои мелочные проблемы, а он всегда может завести мотор и улететь. Куда угодно. Вот от Насти улететь пока никак не получалось… Но ведь и это пройдет?

«Купцов на моем месте просто нашел бы другую Настю, — подумалось Диме. — А может, и нет… Купцов не отступает. Он, наверное, ее мнение в расчет бы не принимал. Мало ли что думает она? Важно, чего хочу я. Выживает сильнейший, сильнейший и получит Настю. Просто надо подкопить сил. А сила — это деньги! Надо подыскать что-то посерьезнее доставки цветов. Я ведь что угодно доставлять могу».

Засигналил телефон. Дмитрий вытащил аппарат из кармана и увидел на экранчике фотографию отца. Сердце затрепетало: ну наконец-то одумался, понял что-то! А что? Дима медлил. Ничего отец понять не мог — не такой человек. Он всегда будет стоять на своем. И все же… Нужно помириться. Хотя бы для матери и Таньки.

— Да, пап!

— Привет, — голос у Майкова-старшего был хрипловатый. Видимо, волновался. — Слушай, Дим, давай поговорим… Не могу я так больше, как кошка с собакой… Все-таки родные люди.

Дима не знал, что и ответить. Конечно, именно это он и хотел услышать! Родные люди, да. Пусть каждый сам за себя, пусть выживает сильнейший, но они — родные люди!

— Ладно… — срывающимся голосом сказал он. — Ладно.

— Может, заедешь после работы? — предложил отец. — Когда ты там заканчиваешь?

— Уже закончил на сегодня.

— Вот! Ну, тогда на остановке у депо встретимся?

— Хорошо.

Он закончил разговор и еще немного постоял на крыше, разглядывая огни ночной Москвы. Нужно собраться. Конечно, отец — родной человек. Другого отца у него нет, и не нужно. И все же… Надо попытаться объяснить ему, что Дима прав. Показать деньги, что ли. Объяснить, что и Павел Аркадьевич мог бы заработать куда больше, если бы смотрел на жизнь иначе. Ведь не только для себя — для семьи!

— Надо настроиться, — вслух сказал себе Дима. — Чтобы он не подмял меня в разговоре. Я тоже кое-что соображаю и уже больше него зарабатываю. Так что не расслабляйся, студент! Покажи ему, что ты прав.

Майков-старший наконец начал понимать, что затянувшаяся ссора с сыном стала напоминать разрыв. Нет, они общались: здоровались и прощались, просили что-то подать и благодарили, но и только. Даже Танька понимала, что в доме неладно, но настороженно молчала. Один раз дочка, правда, зазвала на прогулку и брата, и Павла Аркадьевича, но совместный поход в парк вышел таким унылым, что других попыток она не предпринимала. Жена время от времени просила поговорить с сыном, но Майков упорно откладывал разговор, а она не настаивала — знала, что будет только хуже. Если уж он что-то решил, то стоял на своем твердо.

Только сам Павел Аркадьевич чувствовал себя совсем не так уверенно, как старался показать. Да, если он решил, то так оно и будет. Беда состояла в том, что ничего решить он не мог, и действительно просто оттягивал разговор. Он знал, что скажет Димке, но ведь этому отец и учил его всю жизнь: не будь жлобом, не гонись за деньгами. Это только кажется, что большинство думают только о том, как бы побольше урвать. Стоит оглянуться, и ты увидишь совсем других людей, по-прежнему добрых и отзывчивых. Нужно быть с ними — с теми, кто действительно работает, строит страну. Помогать им во всем, и они помогут в ответ. Иной жизни Павел Аркадьевич не представлял ни для себя, ни для своих близких.

Но что ответит Дмитрий? Майков боялся, что сын снова ляпнет что-нибудь чужое, как тогда в машине. И тогда разговор прекратится — говорить можно только на одном языке. Переходить на язык «новоявленных нуворишей» и прочих малоуважаемых отцом семейства типов Павел Аркадьевич не собирался.

«Нужно сказать ему, что я его люблю… Может, я сделал что-то не так и он этого не понимает? — недоумевал Павел Аркадьевич. — Хотя что я мог такого сделать? Ох, все с этой машины началось. Рановато было покупать ее парню. Но ведь он их так любит, авто эти свои… Опять же, девчонки сейчас вроде любят тех, которые при колесах. Как это слово? Упакованные, во. А я, значит, решил потакать… Вот он и зазнался. Решил, что теперь крутой! А у самого еще молоко на губах не обсохло! А он руль крутит, живот выпятил! Заработал три рубля — и уже герой! Стоп… — Он понял, что снова накручивает сам себя. — Злюсь. А что злиться? Мать права: сложный возраст, учится и работает. В общем-то, я бы тоже мог сорваться на его месте. Мне бы объяснить, что он не прав. Позвал бы его тогда, вместе бы скрутили подонка, в милицию отвезли… Он бы понял. А я в обиду ударился, как маленький. Эх, права мать, права…»

Удрученно покачивая головой, Павел Аркадьевич вышел из трамвайного депо и пошел к остановке, надеясь присесть. Подмораживало, он поднял воротник. Уже стемнело, и это не прибавило Майкову-старшему хорошего настроения. Лавочка на остановке оказалась занятой и он сделал небольшой круг, посматривая на проезжающие машины.

«Скоро будет… — Майков постарался взбодриться. — Что я кисну? Все хорошо. Сын здоров, отличник. Дочка растет красавица. Жена дом держит, люблю. А трудности — они и есть трудности. Без болезней и дети не растут, как говорят».

Он снова подходил к остановке, когда у припарковавшегося «гелендвагена» быстро распахнулись двери.

* * *

— Карп его зовут! — сообщил Геннадий, вталкивая в машину баклана, промышлявшего на светофоре. — А имя или фамилия — не знаю, да и наплевать.

Карп, сильно напуганный и слегка побитый, исподлобья пристально смотрел на Бориса. Тот поморщился: уж больно неприятный был у парня взгляд.

— Помнишь, как-то раз ты по морде получил на перекрестке?

Карп молчал, продолжая смотреть на Бориса.

— Ты бы лучше отвечал! — прикрикнул, заводя двигатель, Гена. — С тобой серьезный человек базарит.

Прежде чем заговорить, парень подарил очередной тяжелый взгляд затылку водителя. Борис почему-то понял, что пару тычков в кафетерии он Геннадию не забудет.

— Какой перекресток?

— Тот самый! — отрезал Борис. — Ты сумочку взял, а какой-то кузьмич тебе по харе съездил. Было?

Если баклан и хотел соврать, то лицо его выдало. И отразилась на этом лице такая злоба, что Борису стало не по себе.

«Вот, тоже, нашли урода… Но другой ниточки у нас нет!»

— Вижу, что было.

— Я эту суку… — Карп сжал кулаки. — Я еще его найду.