Благословенный - Виктор Коллингвуд

короля: ставил под охрану поле, чтобы люди глядя на то, интерес к сим посадкам проявляли.

— Я уж про то наслышан был и думал, но ведь так всю Россию не научишь: мы ведь несколько просторнее Пруссии. Не все ведь мимо вашего поместья ходят!

— Это точно, — вздохнул Болотов.

— А если вот как поступить…

И я изложил ему свои мысли на сей счёт. Раздумывал я об этом уже немало, так что поговорить нам было о чём!

* * *

— Ну, что скажете?

— До́лжно получиться, — произнес Болотов, глядя на меня уже совсем иными глазами.

— А сколько денег вам понадобится для, хотя бы, Тульской губернии?

— Бесплатно сделаю, голубчик Александр Павлович! Бесплатно! Уж на Тульскую-то, и своих средств хватит! А там посмотрим, может быть, окупится дело, так своекоштно и далее пойдёт!

— Ну, на своем кошту далеко не уедешь, я так думаю. Вы посчитайте, прикиньте, и дайте знать, сколько и чего вам нужно для этакой службы.

— Всенепременно! Очень я рад, что наследник престола к хозяйству имеет такой интерес, и подходит к сему предмету с тщанием и выдумкою!

— Я тоже рад знакомству с вами! Ещё раз спасибо, что приехали, Андрей Тимофеевич!

— Не за что, Ваше Высочество! Я давно хотел в Коломенское наведаться, посмотреть местные аптекарские огороды!

— Вы и лечением занимаетесь?

— Да, постоянно! Лекарственные травы в этом деле очень нужны! Я и у себя в поместье много чего выращиваю, и вот, подглядываю, как люди делают!

— Ну, может, дойдёт и до этого. А пока, Андрей Тимофеевич, попробуйте с картофелем!

Интерлюдия

Два месяца спустя

В один погожий осенний день народ уездного города N собирался на какое-то совершенно необычное, невиданное доселе зрелище: «презентасьон», сиречь, выставку. Посреди небольшой городской площади стояла коляска с опущенным верхом, а в ней стоял крепкий, как палка, прямой старикан, сразу видно, из отставленных офицеров. Тут же рядом пара помощников его разожгли большой костёр, насухую, без раствора, кирпичами выложив подобие очага, и водрузили на него большущий котел, в котором что-то варилось. Тут же на огне стояла пара большущих противней, на одном из которых уже шкворчало сало.

— Подходите ближе, всякого рода-звания люд, расскажу вам я, как быть сыту без круп! Вот — картошка, хоть куда, первосортная еда! Ну так, слушайте, сюда! — прокричал громогласный лакей-глашатай, и пожилой барин, степенно оглядевшись, начал рассказывать, что это за «картошка», как её сажать, как ростить, и вообще, всякую всячину.

Народ относился по-разному: кто слушал, и вполголоса говорил одобрение, кто принюхивался к ароматам, возносящимся от противней и котла, а кто и, похохатывая, отходил, недоверчиво крутя головой. Такие собирались поодаль в кучки, обсуждая, как дурят нынче народ.

— Вот же рассказывает, — «тыща пудов с десятины»! Врёт, как сивый мерин! Не бывает такого, даже капуста столько не даст! — возмущался один, жёлчный, тертый жизнью старикашка в суконном картузе с редкими зубами, с виду какой-то бывший мелкий служака.

— Да нельзя это ести, отрава одна и пакость! — поддержал его плотный, крепкий среднего возраста крестьянин, до самых глаз заросший черною бородою, сквозь которую проступала румяная кожа щёк.

— Господа разве путное расскажут? От них блуд один, враньё непрестанное! — вставил своё веское мнение едущий с мельницы мужик.

Вдруг среди этой картофельной оппозиции нарисовалось новое лицо.

— Эт точно! — бесцеремонно заявил рыжий мужичонка с настырною и хитрой рожей, влезая в кружок и бесстыже пялясь на всех серо-зелеными глазками с бесцветными ресницами. — Вы его не слушайте. Я этого хмыря, как облупленного, знаю!

— Да ну?

— Да шоб я сдох! Я же кучер евонный! Уж я-то про него всё-всё-всё, всю до донышка подноготную ведаю!

— Ну, и што? Что за хрен с горы народ тут баламутит? — сразу плотно обступили мужичка любопытные.

— Он царскими поместьями управляет, в Богородицке. И дала ему царица указ — выращивать энтот земляной хлеб, сиречь картофель, и сдавать в казну. И никому никогда его не показывать и не продавать! Всё в казну, исключительно! Поля с часовыми охраняют, только бы никто сей плод не стырил, а он, вишь, гад, всем тут и растрепал, козлина!

— А шо за вещь-то сия? Полезного свойству? — деловито осведомился бородатый крестьянин.

— Нашему брату такое и даром не надоть! Господская забава! — бодро отозвался рыжий мужичок. — Вы меня слушайте, я всю правду расскажу!

— А звать-то тебя как, мил человек?

— Кузьмою кличут. Кузя, то есть! — отозвался тот. — А что мы тут, ребята, зазря трёмся? Пойдемте вон в заведение — и по кузиной хитрой ухмылке все поняли, про какое именно заведение речь.

— А, и пойдём! Воскресение — божий праздник, чай, можно и принять помаленьку! — загудел народ, и толпа, заметно увеличившаяся, потянулась в приземистое строение под казенным «орлом», исстари обозначавшим питейный дом.

Народ, взойдя внутрь, обступил говорливого кучера, приготовившись слушать всякое интересное про странного барина с его «выставкой». Были тут люди всякого звания, и крестьяне, и возчики, подмастерья, из мещан кто-то; даже баба одна затесалась, хотя женскому полу по таким местам ходить неприлично.

— Ну, так что, Кузя, что за секрет-то ты знаешь? — начал приступать народ.

— А, давайте-ка хоть шкалик возьмём, а то, что мы тут, просто так-то? Половые нас погонят ведь! — весьма резонно заметил Кузя, подмигивая бородатому мужику.

— Да что там — шкалик, это понюхать только! Давай хоть четверть!

— Давай, давай, — зашумел народ; тут все скинулись посильно, и на дощатом столе появились и четверть хлебного вина, и даже некоторая закуска. Рыжий мужичонка ловко опрокинул чарку, занюхав её рукавом, и весело обвёл взглядом собравшихся.

— Дак, вот, значится, как дело-то было. Поставила царица энтого барина надзирать за её поместьями. Чин дала ему: