Тринадцать ведьм - Инна Бачинская

— Ну и отличненько, — потер руки Монах. — А я пообщался с соседкой ясновидящей и ее супружником. Славная бабушка, напоила меня чаем, впустила в квартиру ясновидящей, рассказала, что видела ее с мужчиной, который дарил дорогие цветы. Бывший муж тоже видел мужчину, здорового амбала, с которым она вернулась домой. Ну да ему при его скромных внешних данных все амбалы. Бывший ждал ее на скамейке у дома, собирался перехватить деньжат, продулся в карты, а она пришла не одна. Он посидел-посидел, да и отправился восвояси. Говорит, он и не надеялся особенно, Тома прижимистая была, так, заглянул на всякий случай, авось обломится. Очень скептичен насчет способностей к ясновидению у бывшей супруги, говорит, фигня все это. Кстати, Поярков знает про мужчину?

— Понятия не имею. Мы с ним говорили только про знаки. Ты не говорил, что эти знаки ненастоящие, — сказал Добродеев.

— В каком смысле ненастоящие?

— Я думал, они древние, такие же, как руны, а они из сказок. То есть никакого оккультизма, а одна фантазия.

— Сказки тоже откуда-то берутся, Леша, они вроде картинок к истории — национальный характер, всякие надежды и чаяния народные, даже юмор и тот народный, — и я вполне допускаю, что знаки все-таки древние. Не суть, Леша, не суть. Ты зри в корень, как учил классик.

— Это ты мне как волхв? — В голосе Добродеева слышались иронические нотки.

— Как волхв, Леша. Я все делаю как волхв. Я живу как волхв. Аскет, мыслитель, и половина жизни наедине с природой, в пампасах. А что, собственно, это меняет? В смысле, происхождение знаков? Две загадочные смерти, два знака, причем, заметь, Леша, созвучные со смертями. Игни — знак огня, Гелиотроп — знак видений, галлюцинаций и помутнения сознания. Образно выражаясь, факты в нашем случае подтверждают теорию, то есть имеет место гармония замысла. Убийца выбрал знаки по какому-то ему одному известному принципу и подогнал под них способы убийства. Это главное, Леша. Тут скорее возникает интересный вопрос: что первично? Знаки, затем созвучное им убийство или замысел убийства, а затем дымовая завеса в виде подходящих знаков. Ежели первое, то мотив — знаки и ритуалы, возможно, жертвоприношения, — а у убийцы проблемы с головой — он мнит себя великим магистром, приносящим жертву…

— Волхвом, — подсказал Добродеев.

— …и таким образом, мотивом в обычном смысле «кви продест», тут и не пахнет. — Монах оставил без внимания ехидное замечание журналиста. — Ежели второе, то он хитрый и умный убийца, действующий сообразно с планом, чей мотив нам неизвестен. Пока неизвестен. И «фэнтезийные» атрибуты в данном случае не что иное, как имитация и дымовая завеса.

— Какая разница? — спросил слегка обалдевший Добродеев.

— Большая. Первый — возможно, маньяк-психопат, играющий в свои игры, он непредсказуем и неуловим, поймать его будет трудно. Тебе, как автору криминальных хроник, наверняка известно, что немотивированные преступления самые темные. В смысле, нераскрываемые. Следователь мыслит категориями нормального человека, исходя из классического мотива: кому выгодно? А у психопата если и есть мотив, то он настолько лишен резона и странен, что попробуй, сообрази, зачем он убивает. Психопат живет в своем мире, куда даже нам, волхвам, хода нет.

— А как определить, кто в нашем случае?

— Это несложно, Леша. Мое внутреннее чувство подсказывает, что мы имеем дело…

Монах замолчал загадочно, разгладил бороду. Добродеев обратился в слух. Монах припал к кружке с пивом; журналист настороженно наблюдал.

— С кем же мы имеем дело, Леша? — спросил Монах, отставляя кружку и утираясь рукой, хотя рядом лежала салфетка. — Если изобразить вопрос очень коротко: с убийцей, у которого мотив, или с убийцей, у которого знаки? Что тебе подсказывает твое внутреннее чувство? У каждого человека есть внутреннее чувство на уровне инстинкта плюс богатый жизненный опыт, так что давай включайся. Тем более у такого прожженного журналюги, как ты, в хорошем смысле слова, разумеется. Можешь закрыть глаза, чтобы подстегнуть мыслительный процесс.

— Спасибо за прожженного, Христофорыч. Что мне подсказывает богатый жизненный опыт? — задумался Добродеев. — Трудно сказать… вот так сразу.

— А что лично тебе было бы интереснее, с точки зрения того же прожженного?

— Мне был бы интереснее убийца с мотивом, который нам неизвестен, потому как интрига. И дымовая завеса в виде знаков. А тебе?

— Согласен, Леша. Мне тоже. Значит, консенсус. А посему будем искать убийцу с неизвестным мотивом, косящего под магистра со знаками. Мы в игре, Леша. И теперь мы не можем ни сыграть вничью, ни выйти из игры. Мы пройдем эту дорогу до конца.

— Как?

— Будем ждать его следующего шага.

— Ты думаешь, будет новое убийство?

— Думаю, будет. Нет такой гадкой ситуации, Леша, которая не могла бы стать еще гаже. И станет, уверяю тебя. Главное, не терять оптимизма. А кроме того, ты же понимаешь, что наши заключения носят чисто умозрительный характер, и убийца может оказаться комбинацией первого и второго. То есть относительно нормальной личностью, стремящейся стать членом некоего закрытого эзотерического клуба черной магии, и входной билет — ритуальное убийство.

— Так кого мы все-таки ищем? — воскликнул сбитый с толку Добродеев. — И где искать?

— Черт его знает! — вздохнул Монах. — Посмотрим. Говорят, начинать поиски надо с самого неподходящего места.

— Это с какого, если не секрет? — не понял Добродеев.

Монах пожал плечами и с наслаждением допил пиво. Утерся и только тогда сказал:

— Есть у меня одна нехилая мыслишка, Леша…

— Олежка, ты не в курсе, что новенького по Молодежному? — спросила Анжелика Монаха в одно прекрасное утро. — Нашли, кто подложил бомбу?

— Бомбу? Понятия не имею. А что говорят в магазине?

— Ой, да разное говорят! Ты же знаешь людей. Одни говорят, террористы, другие — мафия хочет крышевать, а Вербицкий отбивается, вот они бомбой и шарахнули. Ну, еще муж любовницы приревновал к Виталику, а сгорел Петя Звягильский. Вот так всегда, одному удовольствие, а отдувается другой.

— Муж любовницы приревновал к Виталику, — задумчиво повторил Монах. — Он что, пиротехник?

— Кто?

— Муж любовницы.

— А-а-а… Нет, говорят, музыкант из филармонии. Скрипач. А она певица.

— Скрипач? — удивился Монах. — А чего… скрипачи могут, способные ребята. А газеты?

— Ой, да ты же знаешь наши газеты! Одни сплетни, читать противно. Хочешь, спустись, может, пришла вчерашняя «Лошадь». Пока не украли. А я тебе кофейку пока.

— Кофейку не надо, я от него плохо сплю, — соврал Монах. — За газеткой сейчас сгоняю.

Газету не украли, и Монах, на ходу пробегая заголовки, вернулся в квартиру.