Босэан. Тайна тамплиеров - Луи Шарпантье

Ибо в традиции четыре материальных элемента образуют крест.

Коран, считая Иисуса пророком, отрицает в известном смысле, распятие: Они (евреи) поверили, будто убили и распяли его. На самом деле Бог восхитил его до себя. (Сура IV, стихи 156–158.)

Все вышесказанное — предположение, и только предположение, но это до некоторой степени объясняет почитание «Христа Святого, Господа Иисуса, Вечного Отца, Бога Всемогущего, творца, освободителя, доброго распорядителя, возлюбленного друга, смиренного искупителя, милосердного Спасителя» — молитва тамплиеров в тюрьме… и пренебрежение к жертве Пилата. Они вовсе не считали себя плохими католиками. Да и если поразмыслить, разве нарушили они религию в ее сердцевине?

Но доверять кому-либо подобные теории без предварительных разъяснений — дело очень рискованное.

Кстати, вполне вероятно, что секрет, известный только посвященным, равно как загадка «постыдных поцелуев», со временем деградировал и принял характер откровенного отступничества.

Один тамплиер поведал на процессе следующее: когда он спросил у пожилого начальника байли Ормето об аргументах подобного отречения, тот рассердился:

«Пошел ты к черту!.. в общем, там был пророк… долго рассказывать…»

Непонятно, что он имел в виду. Вряд ли Сына Божьего.

Инквизиторов осенила великолепная идея сблизить ересь тамплиеров с практикой катаров — последние плевали на крест в ненависти к материальному орудию пытки Господней.

Очень хорошо известная ересь катаров.

Очень хорошо аналогично обвинить тамплиеров — тогда понтификальное осуждение будет получено быстро, без дополнительных расследований.

Очень хорошо прибавить насчет намеренного пропуска слов консекрации в мессе, ибо катары поступали аналогично.

Однако слишком много свидетельств канонического служения в церквах и часовнях Тампля — акцентировать данный пункт не стоит.

И все же в разных работах о тамплиерах авторы любят сближать тех и других.

Но можно ли объяснять катаризмом культуру Лангедока вообще?

Известно: религия катаров утверждает абсолютный дуализм духа и материи. Как это связать с воззрениями тамплиеров? Ведь святой Бернард учил о совершенном одухотворении материи.

Тампль отказался от участия в Крестовом походе на катаров и альбигойцев, но точно так поступил орден Святого Иоанна, и никто не стал подозревать госпитальеров в сочувствии апостатам юга.

Ни Тампль, ни госпитальеры не имели иллюзий касательно «благочестивой» цели похода: слишком было понятно, что феодальное ополчение мечтает о грабежах да разбоях.

Ныне, когда немецкие туристы приезжают в Монтсегюр — на простор «германской боевой славы», они не знают или не желают знать: самый многочисленный саксонский «контингент» более всех отличился в разграблении роскошного Лангедока.

Тамплиеры войну с катарами проигнорировали.

Поначалу никто и не думал подозревать орден в тайных симпатиях. Графу де Тулуз предложили приструнить своих солдат, более смахивающих на бандитов, лишить протекции евреев — еретиков и лихоимцев, — совершить паломничество в Иерусалим и заодно вступить в Тампль или в орден Святого Иоанна.

Позже, на сессии парламента в Памье, альбигойцам выдали две хартии за одиннадцатью печатями (в том числе и Симона де Монфора). В комиссию по составлению хартий входили четыре церковника: два епископа, тамплиер и госпитальер (документы пребывают до сих пор в «Национальных архивах», к тому же они опубликованы в восьмом томе «Истории Лангедока»). Подтверждались французские феодальные законы, фиксировались разряды меры и веса, лимитировались сеньоральные права и репрессии против ереси.

Против этого тамплиеры не возражали — борьба с произволом вассалов графа де Тулуз, усмирение лихоимцев и бандитов никак не противоречили принципам ордена.

Представители Тампля вряд ли придавали особое значение манихейской ереси, которая бытовала не только в Лангедоке, но и в Шампани.

К тому же тамплиеры, равно как госпитальеры, не очень интересовались религиозными убеждениями тех, кто просил приюта. Поэтому беглые катары охотно укрывались в командорствах.

Достаточно упомянуть известного поборника этой секты Санчо Эспада — он защищал Монферран, ему удалось спастись и найти убежище у госпитальеров. Впоследствии Эспада стал приором «дома» Тулузы.

Его наверняка столь же спокойно приняли бы в Тампле.

Альбигойцы, очень может быть, нашли благосклонный прием в южных командорствах Тампля, чем и объясняется гневное письмо папы Климента IV Великому визитатору:

«Тамплиеры слишком испытывают терпение мое, полагаясь на бесконечную снисходительность Церкви. В вашем ордене наблюдаются очень опасные настроения, которые, весьма вероятно, потребуют расследования. Обратите внимание и примите меры».

Намек ли это на знаменитые отречения? Или альбигойская ересь действительно заразила многих братьев? Известны случаи исключения из ордена по такому поводу.

Любопытно, однако, что первые доносы поступили именно от «бывших» из страны альбигойцев.

Р ецепции секретны. Рецепции, как правило, происходили в бальи.

Не настолько, однако, секретны, чтобы не рассеивались некоторые сведения, — следователи все же составили «вопросник» о ритуале этих рецепций.

Но в «домах» орденских провинций случались и другие встречи — тут секрет сохранился куда лучше: в таких встречах принимали участие только избранные шевалье, шевалье-монахи, чаще всего.

На процессе выяснилось: шевалье собирались в капеллах. Свидетели оговаривали, что лично они там не присутствовали. Двери «дома» запирались, стража охраняла капеллу, иногда наблюдателей ставили даже на крышу. Собирались со всей провинции под предлогом проповеди чужеземного клерикала; после его ухода начиналось собственно собрание.

Судя по материалам процесса, никто не открыл тематики подобныхх собраний — одни вообще отказывались отвечать, другие отказывались понимать вопрос.

Только служивая братия была несколько откровенней — возможно, эти люди затаили обиду, — их на такие собрания не допускали.

Один поведал про церемонию адорации идола, другой про черного кота, что прогуливался среди присутствующих. Будто трудно встретить в больших домах охотников на мышей.

Идолов видели довольно часто, значит, их не прятали умышленно. Обычно идолов выставляли в нишах.

Видели чаще всего деревянный или металлический бюст мужчины о двух, трех лицах с бородой и сверкающими глазами.

Наверное, тот самый, на голову которого возлагали цепочки и пояса.

«Фигуры» (в лексике магии «фигурины») выставляли редко.

Допрошенные дигнитарии не отрицали их наличия, но давали диковинные описания. По Гуго де Пейро, в Монпелье стоял идол о четырех ногах.