Иллюзия греха. Последняя иллюзия - Диана Соул

Клара всей душой была городской.

Даже немного странно, что она тогда согласилась рожать ребенка. Все же это ответственность, которая могла бы помешать ее планам…

Но додумать эту мысль я не успел, двустворчатые двери на террасу распахнулись, и туда въехала девочка на инвалидной коляске. Лет десяти. В огромных очках, лицом напоминающая Клару и в то же время чем-то неуловимым – меня.

Одетая в простые, недорогие вещи, под мышкой она зажимала книгу с цветной обложкой и при этом умудрялась вращать колеса каталки.

В горле пересохло.

Вероника? Нет, это не могло быть правдой.

Хотя почему не могло? Вот она за окном моего автомобиля, обжигает при одном взгляде на нее.

Слепо нашарив дверную ручку, я выбрался из кара, подошел к забору и уткнулся в него, как бездомный пес, стремящийся попасть в тепло дома, но боящийся гнева хозяев.

Девчонка подняла голову и заметила меня.

– Вы, наверное, к бабушке? – крикнула она прямо с террасы.

А я не знал, что сказать. Оставалось только соврать.

– Да. Миссис Варинг дома? – Даже голоса своего не узнал, он казался мне звучащим словно сквозь вату.

Девочка прищурилась. На мгновение ее взгляд за очками словно повзрослел лет на десять, и она убрала книгу обратно под мышку, пристально осмотрела меня и осторожно ответила:

– Нет, ее нет. Приходите позже. – Она откатила коляску назад к порогу и явно собиралась спрятаться в доме, но, будто оправдываясь, добавила: – Я не могу вам открыть.

Можно подумать, я не видел. Рассеянно отступил на шаг, вмиг осознавая, как должно быть жутко и пугающе выгляжу со стороны.

Вероника скрылась в доме, а я вернулся в машину, спрятался в ней, словно черепаха в панцире. Долгое время просто дышал, а после схватил визофон и набрал номер брата.

Он не торопился поднимать. Пришлось звонить несколько раз, прежде чем я услышал его раздраженный голос.

– У меня важный эксперимент.

Но мне было плевать на его занятость, я требовал ответов и немедленно:

– Почему ты не сказал, что девочка не ходит? Почему моя дочь еще не в лучшей клинике города?

С той стороны повисло молчание. Будь я на месте Ричарда, тоже удивился бы, откуда во мне появилось столько гнева. Но он кипел внутри, причем не на брата, а абстрактно на все вокруг и меня самого.

– Неужели ты соизволил ее навестить…

– Ответь мне! Что за ерунда творится, и почему я не в курсе?

Ричард усмехнулся.

– Почему? – переспросил он. – Да потому что тебе было плевать. Если бы ты хоть немного интересовался дочерьми, а не слепо отчислял деньги, знал бы, что каждая десятая родилась с врожденными пороками. Внутриутробная диагностика не могла дать результатов, потому что все недуги вскрылись уже после рождения. У Вероники паралич нижних конечностей, это неизлечимо. У кого-то прогрессирующая слепота, многие немы и глухи от рождения. Здоровых большинство, но и больных хватает.

– А деньги…

– Не решают все, – закончил вместо меня Ричард. – Большинство тех проституток, которых ты трахал, плевать хотели на тех, кого родили. Твои дочери преимущественно воспитываются бабушками, дедушками или другими родственниками. Да, безбедно, но и не особо счастливо. Некоторые, более ответственные, конечно, пытались пробиться к тебе, получить дополнительное финансирование на лечение, но твои юристы успешно отбиваются от этих женщин, оперируя пунктами договора, которые они подписали, прежде чем вступить с тобой в такие своеобразные отношения.

Я вспомнил одежду, которая была на девочке – обычный свитер и джинсы.

– Вероника не выглядела безбедным ребенком. В ее положении у нее должны быть гувернантки, хорошее кресло, все, что нужно для облегчения ее жизни. Почему этого нет? Куда пропадают деньги?

– Никуда, – ответил и на этот вопрос Ричард. – Лежат на счету до совершеннолетия Вероники. Почти сразу после ее рождения Клара оставила дочь на попечение родителей, а сама продолжила заниматься наукой и исследованиями. Цель, конечно, благородная, она пыталась изучить недуг дочери и вылечить его, но не преуспела. Все финансы в то время шли на спонсорство этих исследований, но только после смерти Клары могли бы попасть на содержание Вероники. Однако миссис Варинг решила, что ее внучке ни к чему твои подачки. Девочка должна вырасти без роскоши и баловства.

– Бред! – не удержался я. – Я как отец могу решать, как жить моей дочери.

– Тебя не было с ней десять лет. Отец ты хренов! Мы с матерью и сами хороши. Не интересовались судьбой Клары после той истории, а зря. Только после ее смерти узнали правду, и когда копнули поглубже, выяснили подробности. Мы с тобой бракованные, Герберт. У меня не может быть детей, а твои не факт, что будут здоровы.

– Вы должны были сказать мне об этом раньше.

– А толку? Ты бы остановился? Даже сейчас ты разве передумал оставить свои попытки завести сына?

Я задумался. Нет, конечно, не передумал. Скорее, теперь я стану искать способы избежать врожденных заболеваний у новых детей и облегчить участь старым.

– Молчишь. – Брат верно истолковал мою паузу. – Значит, глобально ничего не изменится. Ты слишком бесчувственен, чтобы это понять.

– Не решай за меня. – Я положил трубку, а после откинулся на спинку сидения и некоторое время провел с закрытыми глазами, сжимая в руках запонку.

Чувства принесли в мою жизнь растерянность.

Я вдруг впервые осознал, как был слеп в отношении некоторых вещей, а прозревать оказалось больно, и что делать с новыми знаниями и фактами, я пока тоже не представлял.

– В «Сакс-технолоджис», – приказал я водителю, решая, что к Веронике вернусь позже, когда выясню, чем ей можно помочь, а ее бабушка будет дома. Что-то уже сейчас подсказывало, разговор выйдет сложным.

А пока мне нужно было переосмыслить, что же я делал не так: где отлаженная схема в выборе здоровых женщин дала сбой, я ведь не один инкуб, практиковавший отношения с куртизанками. И пройти дополнительные обследования самому.

Возможно, Ричард прав, и проблема во мне, однако здоровые дети ведь тоже рождались. Значит, все не настолько ужасно, насколько рисовал брат.

Нужно только разобраться.

Последующие две недели я провел за поисками ответов. Собирал информацию и анализировал ее. Для этого пришлось спрятать запонку в сейфе загородного особняка, чтобы, возвращаясь вечером домой из города, сесть в кресло, взять ее в руки и прокрутить все события за день уже без фильтра инкубских способностей.

Ужаснуться тому, каких матерей я выбрал своим дочерям и на какую судьбу обрек.

Теперь я жил, чувствуя себя душевнобольным психом с серьезным расстройством личности.