Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления - Тарик Али

как во Франции было подписано перемирие, генерал Алленби просил Черчилля, чтобы «военным министерством были выполнены все розданные обещания, так как отмечаются опасные и нарастающие волнения». А спустя несколько дней говорил: «Мы информируем военное министерство о том, что подкреплений, которые оно присылает для системы снабжения, конного и автомобильного транспорта, совершенно недостаточно и при сохранении того темпа, в котором они поступают, на демобилизацию потребуется год, что чревато опасными последствиями».

Было уже слишком поздно. На огромной базе Египетского экспедиционного корпуса в Кантаре на Суэцком канале, где размещалось полмиллиона солдат и 160 тысяч животных (главным образом верблюдов, лошадей и мулов), первые признаки недовольства проявились в ноябре 1918 г., прямо в ночь подписания перемирия. Настроения были не праздничными, а, напротив, мятежными. Обеспокоенные офицеры привели в боевую готовность отдельную стрелковую бригаду для действий против британских солдат, попытавшись наглухо изолировать «дикий взрыв долго сдерживаемого гнева по причине невыносимых условий». Это было «восстанием рядовых, которое заставило офицеров содрогнуться. Полевые кухни были полностью разграблены, а пианино из сержантской столовой выкинули в Суэцкий канал»{52}. Ветераны, контуженные ужасами Галлиполи, ждали три года, когда их отправят домой. Для них и им подобных Кантара немногим отличалась от исправительного поселения для уголовников в пустыне – с урезанным пайком и безобразными условиями для солдат. Офицеры и унтер-офицеры, подобно тюремным надзирателям и начальникам, были устроены много лучше.

После того как демобилизация в очередной раз была отложена, солдаты в Кантаре начали самоорганизовываться и брать места расположения под свой контроль. Подобные случаи захвата лагерей рядовыми солдатами стали повторяться и в других уголках региона. Это означало, что фактический контроль был вырван из рук офицеров и всем стали заправлять сержанты и выборные комитеты. Они определяли количество нарядов, следили за справедливой выдачей пайков, прекратили ежедневную армейскую муштру и отупляющие парады, от которых в реальной жизни не было ни малейшего проку, а также, считая офицеров ненадежными и враждебно настроенными, добились того, что командиров подразделений и их адъютантов подвергали допросу в соответствующем комитете перед тем, как выпустить из лагеря.

Похожая ситуация складывалась и в колониальной Индии, где распространялась красная сыпь мятежей. Причины были теми же. Нарушенные обещания, задержки с демобилизацией, перебои с продовольствием, болезни, раздражение из-за разовых выплат, которые должны были примирить солдат с тем, что их оставят на сверхсрочную службу, и т. д. В письме, опубликованном в газете Bombay Chronicle, один солдат призывал к действию: «Если мы ударим, какие меры сможет принять военное начальство? ‹…› Дадим ли мы раздавить себя пятой милитаризма или будем отстаивать положенные англичанам права?»

Осенью 1919 г. в Пуне произошел открытый мятеж. Радикально настроенный и умеющий четко выражать свои мысли сержант Боукер стал героем в глазах солдат, включая многих из тех, кто испугался принять участие в деле. Для ведения переговоров с возникшими в разных частях лагеря комитетами рядовых была спешно организована делегация из старших офицеров.

Во время переговоров в Симле Боукер в захватывающей форме изложил свою версию событий:

Недовольство начало распространяться с начала года и постепенно становилось все сильнее, пока в конце концов нарыв не прорвало в Пуне. Это не значит, что в других местах не было никакого недовольства. Делегация была… в какой-то мере предохранительным клапаном. Притом что сами они были вполне разумными людьми, другие ими не были. Если говорить о Депо службы связи – один человек, представлявший станцию службы связи, вышел из комитета, потому что счел его взгляды недостаточно радикальными. Он выступал за тотальное насилие – грабить, громить и жечь. В то же время им нужно быть готовыми признать, что у того человека были определенные чувства и, если ничего не делать… этот человек выйдет из-под контроля… Он прочел резолюцию, принятую на митинге унтер-офицерского и рядового состава Депо службы связи, в которой говорилось:

На этом митинге унтер-офицерского и рядового состава… было выражено самое решительное осуждение и негодование по поводу уклончивого характера ответа… Ответ никоим образом не отличается от расплывчатых заявлений военных властей и подтверждает наши наихудшие опасения, что у властей нет намерения отпустить людей из Индии раньше того срока, который им самим кажется наиболее подходящим… этот митинг требует разрешения на немедленную отправку в Симлу своих представителей, чтобы они изложили позицию собравшихся и их недовольство продолжающимся скандалом и упорной задержкой людей в Индии… Поэтому он поручает делегатам срочно войти в контакт с генералом, командующим дивизией в Пуне, чтобы обеспечить условия для прибытия представителей в Симлу, и требует выполнить эти условия немедленно. В случае если в вышеизложенном будет отказано, мы призываем к проведению массового митинга всех войск, дислоцированных в Кёрки и прилегающих районах, во вторник в 6 часов вечера на ипподроме, где будет принято решение о том, какие крайние меры следует принять.

…Пока делегация находилась в Симле, люди дали слово, что будут сохранять спокойствие, а властям надлежало сдвинуть дело с мертвой точки. Могло показаться странным, что солдаты, которые так долго подчинялись армейским правилам, теперь наконец решились на протест. Они знали, что были всего лишь пешками в игре, но необходимо помнить, что, как и в шахматах, пешки представляют собой мощную комбинацию, когда действуют сообща. И в отличие от шахмат, они не были всего лишь деревянными пешками. Они были людьми, разумными существами и, будучи таковыми, испытывали, по крайней мере, любовь к дому и своим семьям, и в начале войны это поднимало их патриотизм на недосягаемую высоту. Однако если этой любви будут препятствовать в ее желании вернуться к своему объекту, тогда она, скорее всего, превратится в самую горькую ненависть к тем, кто ответственен за эту задержку… С начала года они получали разного рода отговорки относительно того, почему они не могут вернуться домой. Отсутствие кораблей было отговоркой номер один – но ведь в годы войны корабли как-то находились, и то, что для демобилизации корабли найти не получается, вызывало у людей недоумение. Затем в качестве причины была предложена жаркая погода. Следующей отговоркой было то, что не прибыла смена, – а тем временем в Англии демобилизация проходила очень быстро… Позднее датой возобновления демобилизации было названо 1 июля. К 30 июня солдатам сказали, что их смена уже в пути. Но она так и не прибыла до самого августа{53}.

Обвинительная речь Боукера была пространной и наполненной острыми выпадами. Черчилль, обеспокоенный тем, что мятежи могут распространиться на индийских солдат, пошел на уступки, а офицерам было приказано взывать к чувству имперского патриотизма британских солдат и добиваться, чтобы те воздерживались от контактов со своими небелыми братьями по оружию. Так они и поступали.

Сообщения о восстаниях и призывы к насилию тем не менее привели Черчилля во встревоженное состояние. Не могла ли эта зачаточная, существующая на уровне инстинкта большевицкая строптивость внутри армии вырваться наружу после того, как солдаты вернутся домой? До Всеобщей стачки 1926 г. в Великобритании было еще далеко, и, когда она произойдет, она окажется лишена солдатского радикализма. Тем не менее Черчилль продолжит сражаться с организованными рабочими так, как будто он был на войне.

«Британское правительство, – писал Ленин в 1919 г., – есть в чистом виде исполнительный комитет буржуазии». Он мог бы добавить, что фигура, подобная Черчиллю, какую бы должность в этом комитете она ни занимала, всегда останется политиком, чья жизнь и карьера при помощи всевозможных войн будут максимально следовать произнесенному в 1862 г. девизу Бисмарка: «Не речами и не постановлениями большинства решаются великие вопросы современности… а железом и кровью».

4

Ирландское измерение

Если бы у тебя было ирландское счастье,

Ты пожалел бы об этом и предпочел умереть.

Стоит тебе отведать ирландского счастья,

Ты предпочел бы быть англичанином.

Тысячу лет, полных мук и голода,

Народ изгоняли с его земли.

Землю, полную красот и чудес,

Насиловали британские бандиты

(будь они прокляты,