Нашу Победу не отдадим! Последний маршал империи - Дмитрий Тимофеевич Язов

было строго запрещено, ведь ситуация напоминала попытки зажечь спичку перед пороховой бочкой. Кто мог предположить, что Попов и Лужков организуют возведение баррикад? К тому же при проходе техники под мостом в районе проспекта Калинина несколько БМП подверглись провокационному нападению, их забросали бутылками с зажигательной смесью.

Решение о выводе войск было принято вечером 20 августа. Если объективно проанализировать события этих трех дней, то напрашивается вывод: армия не участвовала в каком-то подавлении демократии. Широко разрекламированные «баррикады» не смогли бы остановить танки, будь у них соответствующий приказ. Позже даже Яковлев признался: «У меня было такое ощущение, что мы вышли в поле, а противник так и не явился».

— А что вам инкриминировало следствие?

— Само по себе следствие по делу ГКЧП велось с обвинительным уклоном, есть в юриспруденции такое понятие. Нам сразу пытались инкриминировать 64-ю «расстрельную» статью — ни много, ни мало измена Родине. Позже, так и не найдя в моих действиях признаков этого тяжкого преступления, формулировку изменили на не менее абсурдную: заговор с целью захвата власти. Дело вели одновременно девять прокуроров. Судьи, хотя сам процесс напоминал фарс, оказались людьми с чистой совестью. Они не стали по огульным, сделанным в угоду конъюнктуре выводам следственной комиссии, принимать нужное власти решение. В 1993 г. нас амнистировали. Один Валентин Иванович Варенников с таким решением не согласился, добился пересмотра дела и полного оправдания.

Думаю, что многим из тех, кто в августе 91-го «защищал» демократию, сегодня действительно стыдно. Стыдно признавать, что они оказались обманутыми, одурманенными пустопорожней болтовней и откровенной ложью.

Последний маршал Империи[9]

От сумы и от тюрьмы не зарекайся… Это расхожее присловье в полной мере применимо к судьбе последнего маршала Советского Союза Дмитрия ЯЗОВА. Фронтовик, пробившийся в военную элиту из самых низов, под занавес карьеры оказался в «Матросской Тишине» с формулировкой «за измену Родине», а на свободу вышел уже совсем в другой стране.

О своей жизни, о людях и встречах Дмитрий Тимофеевич рассказал в книге «Удары судьбы. Воспоминания солдата и маршала». Она появится в продаже в день годовщины ГКЧП, 19 августа. «Одиозный», по версии либеральных СМИ, «персонаж 90-х» оказался интеллигентным и ироничным собеседником, да еще и с превосходной памятью. Несмотря на то, что 8 ноября нынешнего года ему исполнится 90 лет.

Культура: — Факт Вашей биографии: когда началась война, Вы прибавили себе год, чтобы взяли на фронт. А что — никто не проверял, верили на слово?

Язов: — 8 ноября 1941 года мне исполнилось семнадцать лет, я еще школу не окончил. Обратился в военкомат с просьбой направить на фронт. Чтобы не отказали, действительно пришлось пойти на маленькую хитрость — приписать себе год. В деревне тогда паспортов не было, проверять не стали.

Культура: — Вы попали под призыв 1923 года, из которого мало кто выжил. Одна из наиболее жестких книг о судьбе того поколения — «Прокляты и убиты» Виктора Астафьева…

Язов: — Я ее читал. Астафьев служил связистом, многого о настоящей войне, о подготовке резерва мог не знать. Он пишет об учебной части — голодно, холодно и прочее… Да, голодно, но вся страна недоедала. Да, было холодно. В декабре минус 40 — даже нам, сибирякам, было неуютно. Но постепенно втянулись, и за полтора месяца вчерашние школьники превратились в молодых воинов. Занятия шли в основном в поле, одеты мы были более чем скромно: бушлаты, ботинки с обмотками, хлопчатобумажные гимнастерки и брюки — и тем не менее терпели. Нагрузка была такая, что пот прошибал в самые морозные дни. Командирами отделений служили фронтовики, выписавшиеся из госпиталей. Они были для нас олицетворением дисциплинированности и справедливости. 14 января 1942 года нас погрузили в теплушки и повезли в Москву — доучиваться в пехотном училище. Ехали месяц. Горячим кормили на больших станциях. В июле 1942-го нам присвоили звание лейтенантов и тут же отправили на фронт, на волховское направление. Повоевать мне пришлось всего два года, пока не попал в госпиталь с тяжелым ранением. Войну закончил старшим лейтенантом. Так что не связист Астафьев мне близок, а артиллерист Юрий Бондарев, прошедший, как и я, от поражений до Победы. Он описывал войну более достоверно.

Культура: — Дмитрий Тимофеевич, после войны Вы продвигались по служебной лестнице, а школу-то так и не окончили…

Язов: — Да, аттестат зрелости я получил весной 1953 года, будучи уже майором. И в том же году успешно сдал экзамены в Военную академию имени М. В. Фрунзе. Скажу откровенно: учиться было нетрудно, больше донимали поиски жилья. Сначала мы жили в Кусково, потом в Гиреево, затем опять в Кусково — с условием отапливать дом и платить 300 рублей за комнатушку. И лишь в конце 1955 года удалось найти квартиру на Тверском бульваре, дом 27, его недавно снесли.

Культура: — А до министра как дойти? Вообще, как происходят такие назначения?

Язов: — Чтобы стать министром обороны, нужно пройти все ступени воинской службы от взводного, через академию, а то и две, до командующего военным округом. Поработать штабистом, заместителем министра. А я министром стал так… Ночью, это было 29 мая 1987 года, меня разбудил зять и сказал, что звонил Соколов (Сергей Соколов, министр обороны СССР с 1984 по 1987 год. — «Культура»). И попросил, чтобы я связался с Ахромеевым (Сергей Ахромеев, первый замминистра обороны. — «Культура»). Оказалось, что меня вызывают к десяти утра на Политбюро. Накануне в Берлине прошло совещание консультативного комитета первых лиц и министров обороны стран Варшавского договора. И в тот же день — это был День пограничника — пилот-любитель из ФРГ Матиас Руст посадил свою «Сессну» на Красной площади. По этому поводу Политбюро готовили всю ночь. В 10.00 я явился. Заслушали доклад главного маршала авиации, главнокомандующего ПВО Колдунова. Затем всех военных попросили пройти в соседнюю комнату. Через полчаса нас позвали. И Горбачев сообщил, что решили назначить министром меня — вместо Соколова. Я отказываюсь. Горбачев спрашивает: «Ты сколько служишь?» «50 лет», — отвечаю. Округлил немного. «Ну, так иди и принимай дела». Я и пошел. Соколов отдал мне ключи от сейфа, пригласил в кабинет девять полковников, приставленных к ядерному чемоданчику. Показал, как с ним обращаться. А потом я пошел по кабинетам своих заместителей. Интересовался, будут ли они со мной работать или нет. Вдруг я кого-то ненароком обидел. Но никто не отказался.

Культура: — Вы с Горбачевым раньше были знакомы?

Язов: — Он,