Золото партии - Алексей Кузьмич Евдокимов

восемнадцатого века и, до сих пор в центре острова высилась двадцатиметровая каменная башня, в которой содержались первые заключенные. За прошедшие с момента постройки годы, тюрьма несколько раз меняла свой облик и в настоящий момент состояла из десяти громадных сложенных из гранитных глыб восьмиэтажных казематов. Помимо них, на ее территории размещались: административный корпус, медицинский центр, католическая церковь, а также ряд других построек, помогавших вести сложное и разнообразное тюремное хозяйство. После начала войны в Афганистане и в Ираке, когда в тюрьме появились заключенные-мусульмане, здесь также возвели украшенную золотистым изогнутым серпом мечеть.

Территорию тюрьмы окружала высокая, десятиметровая стена. Через каждые сто метров над стеной высились увешанные прожекторами и пулеметами наблюдательные вышки. С южной стороны, выходящей к Атлантическому океану, и с северной обращенной к городу находились ворота, охраняемые бетонными бункерами. Остров с материком соединяла трехсотметровая песчаная дамба, по которой извилистым серпантином вилось узкое асфальтовое шоссе. Ночью остров был постоянно освещен ярким светом прожекторов. Над ним барражировали вертолеты. А мутные пенистые воды вокруг скалистых берегов бороздили быстроходные патрульные катера.

Бруклинский Централ был особой тюрьмой. Здесь содержались наиболее опасные преступники, отбывающие по решению суда, пожизненное заключение, а также те, кто дожидался своей очереди для судебного разбирательства. В одиночных и общих камерах сидели: исламские террористы, руководители самых крупных и жестоких мафиозных группировок, серийные убийцы и насильники. В последнее время сюда стали помещать представителей русских преступных сообществ, в большом количестве возникших в густо заселенном эмигрантами Бруклине. Тюрьму охраняло специальное подразделение полиции, набранное из бывших морских пехотинцев, прошедших войны на Ближнем Востоке. Тюремный распорядок был крайне строг. За малейшее нарушение дисциплины и неповиновение заключенного бросали в карцер или подвергали другим жестоким наказаниям в виде лишения сна и пищи.

Громкий звонок известил охрану о приближении к северным воротам тюрьмы автомобиля. Окованная бронированными листами, дверь со скрежетом распахнулась, и во двор въехал серебристый «Бентли», принадлежащий директору Бруклинского Централа Отто фон Либенштайну. Его пассажир вышел у административного корпуса, небрежно кивнул вытянувшимся охранникам и на лифте поднялся на пятый этаж. Проходя мимо секретарши, с подобострастной улыбкой, встретившей своего шефа у двери кабинета, Либенштайн бросил.

— Пригласите ко мне моего заместителя и начальника блока строгого режима.

Эта сцена повторялась в одно, и тоже время почти каждый день, и сотрудники централа, зная крутой нрав своего директора, старались к его приезду быть на рабочих местах. Утро в Бруклинском централе, как и в любом другом административном учреждении, начиналось с совещания, на котором Либенштайн подводил итоги тюремной жизни за прошедшие сутки. Выслушав доклады заместителя и начальников блоков, он, в зависимости от настроения, и от характера произошедших за истекшие сутки событий, мог и щедро наградить, и сурово наказать вовлеченных в эти события людей. Первое происходило, однако крайне редко. Либенштайн не любил поощрять своих подчиненных, так как считал, что этим он лишь потворствует их желанию уклониться от добросовестного несения службы. Как старый и опытный чиновник прошедший сложный и тернистый путь к креслу директора Бруклинского Централа Либенштайн считал, что в основе функционирования доверенного ему учреждения должен лежать страх. И этот принцип он распространял не только на сидящих в нем заключенных, но и на работающих вместе с ним сотрудников.

Зайдя в кабинет, Либенштайн подошел к столу, на котором лежала толстая пачка пришедшей на его имя корреспонденции, но затем передумал и с брезгливой миной на лице направился к висящему на стене зеркалу. Это вошло у него в привычку и, измеряя по увиденному в нем прожитые годы, он старался угадать, сколько же их отпущено ему судьбой. Сегодня зеркало огорчило его. На него смотрел усталый человека с почти лысой головой, высоким лбом, светлыми глазами и слегка отвислой нижней губой, придающей лицу капризно-презрительное выражение. «Вот уже скоро пятьдесят три, а выгляжу намного старше. — подумал вдруг Либенштайн. — Но обижаться не стоит, внешность соответствует затраченным на жизнь силам». Он вздохнул и, поправив на шее галстук, постарался придать своему отражению более привлекательный вид. После нескольких безуспешных попыток его старания были вознаграждены и, увидев в зеркале умудренного жизненным опытом, бодряка с железным спокойствием, взирающего на него, Либенштайн удовлетворенно цокнул языком и, в значительно лучшем настроении вернулся к столу.

Сегодняшний день у него был расписан по минутам, но вспомнив вчерашний звонок директора ФБР, Либенштайн решил в первую очередь заняться выполнением той просьбы, с которой обратился к нему глава этого ведомства. Вытащив из сейфа папку с надписью «Nadezhda Smirnova», он раскрыл ее и, надев на кончик носа очки, углубился в чтение. Довольно долго в кабинете был слышен только шелест переворачиваемых страниц. Лицо же Либенштайна, по мере изучения им собранных в папке материалов, из одухотворенно-спокойного постепенно превращалось в раздраженно-злое. Особенно его заинтересовали фотографии, хранящиеся в небольшом конверте. Разложив их как карточный пасьянс, Либенштайн долго менял цветные и черно-белые снимки местами и, наконец, выбрав один из них, поднес к глазам.

— Хм, на удивление фотогеничное лицо. — недовольно пробормотал он себе под нос. — Похоже, русские решили засылать к нам одних красоток.

Созерцание фотографии если не изменило выражение его лица, то немного смягчило прорезавшие его глубокие морщины. Отложив карточку в сторону, Либенштайн положил папку обратно в сейф, и, недовольно взглянув на часы, нажал кнопку селектора.

— Я вас слушаю, господин дирек… — донесся оттуда писклявый голос секретарши.

— Нет, это я вас слушаю! — прервал ее Либенштайн и, наливаясь злостью, закричал в динамик. — Пятнадцать минут назад я приказал вызвать ко мне заместителя и начальника блока строго режима. Где они?..

— И… извините господин д-директор… — голос секретарши задрожал, и было слышно, как она уронила трубку телефона на пол. — Я им звонила… — через несколько секунд снова послышался ее голос. — но их не оказалось на месте.

— Что!.. — Либенштайн привстал из-за стола. — Сколько раз я говорил, чтобы утром все были на своих местах и ждали моего вызова.

— Но они так и сделали… — оправдывалась секретарша. — А потом их вызвали, чтобы оформить новую заключенную…

— Какую еще заключенную? — взорвался Либенштайн. — Этим занимается старший надзиратель, а не мой заместитель.

— Все правильно, но ее привезли люди из ФБР… — быстро вставила секретарша. — И ваш заместитель счел необходимым встретить их лично.

Либенштайн на секунду умолк и затем медленно сел в кресло.

— Из ФБР говорите… Как, ее фамилия? — спросил он.

Было слышно, как секретарша листает журнал.

— А вот нашла… — послышался, наконец, ее голос. — Ее зовут Сильвия Карро.

Вспомнив вчерашний разговор с директором ФБР, Либенштайн неопределенно хмыкнул.

— Ну, тогда все понятно… Хорошо… Как только они ее