Золотое дерево - Розалинда Лейкер

— Анри — противник всяких новшеств, — воскликнула она в сердцах, — а этот усовершенствованный ткацкий станок сам по себе — кроме того, что облегчит работу ткачей, — позволит ускорить процесс производства!

— Ты, должно быть, считаешь себя более компетентной в этих вопросах, чем Анри, — насмешливо заметил старик.

— Я всегда готова внимательно выслушать чужое мнение, обдумать новые идеи, а потом уже выносить свое суждение. Я пойду вместе с Анри на публичную демонстрацию станка Жаккарда и сама дам тебе подробный отчет обо всем.

Несмотря на все усилия Габриэль, в ее голосе звучали нотки раздражения — так велика была накопившаяся за многие годы в душах отца и дочери неприязнь друг к другу. Похоже, их перемирие было непродолжительным.

— Убирайся отсюда, — грубо сказал старик. — Ты утомила меня. Пришли ко мне Элен. Она моя истинная дочь, а не ты!

Выйдя из кабинета, Габриэль остановилась, опершись рукой на инкрустированный подзеркальный столик-консоль, ее огорченное лицо отразилось в высоком зеркале. Почему она всегда так расстраивалась от обидных слов старика? Она ведь знала, что он нарочно обижает и унижает ее, и ему всегда удается добиться своего.

В день, на который была назначена демонстрация нового ткацкого станка, казалось, что весь Лион устремился на площадь Сатонс. Ткачи остановили станки для того, чтобы своими глазами увидеть изобретение, на котором им, быть может, в скором будущем предстоит работать. Торговцы шелком и коммерсанты заняли места, отведенные им рядами с подиумом, на котором стоял новый ткацкий станок.

С большим трудом Анри проложил путь в плотной толпе и пробрался вместе с Габриэль к самым перилам ограждения.

На первый взгляд, новое изобретение ничем не отличалось от обычного ткацкого станка, однако его валик был высоко приподнят, и вся конструкция за счет этого была как бы устремлена вверх, образуя прямоугольник по вертикали. Габриэль сразу же подумала о том, что этот усовершенствованный станок не сможет вписаться во многие жилища ткачей с их низкими потолками и быть использованным во многих старых мастерских.

Анри тем временем, считая себя важной фигурой в кругах шелкопромышленников, радовался тому, что он и его сестра заняли удобное место, прямо напротив нового станка, так что они могли все отлично видеть. Наконец на демонстрационный подиум поднялся Префект Лиона, а следом за ним сам Жозеф Жаккард, средних лет человек с кротким выражением глаз и редкими седыми волосами, которые трепал ветер. Его нервное лицо имело правильные мягкие черты. На взгляд Габриэль, он был вовсе не похож на человека, способного предать своих соотечественников, и ей вспомнились слова Эмиля о скором и неправом суде, выносившем приговоры и каравшем людей в те далекие суровые времена.

Высокий чиновник откашлялся и заговорил:

— Граждане Лиона! Сегодня перед вами предстанет наш земляк, вернувшийся в родной город после многолетней разлуки, за время которой он многого добился, став преподавателем Высшего ремесленного училища в Париже, причем на эту должность его рекомендовал сам Первый Консул, будучи тогда еще генералом Бонапартом. Гражданин Жозеф-Мари Жаккард — скромнейший человек, поэтому вы не добьетесь от него рассказа об успехе, который имела его машина по производству шалей. Не станет он расхваливать во всеуслышание и свое новое изобретение, выставленное сегодня здесь на подиуме. Принципы работы этого устройства впервые были сформулированы покойным Жаком де Вокансоном, однако ему не пришлось воплотить свои идеи на практике. Гражданин Жаккард пошел дальше своего предшественника и создал новый ткацкий станок. А теперь я хочу попросить изобретателя сказать несколько слов о том, как работает его новый станок.

— Друзья мои, лионцы! Я искренне надеюсь, что это изобретение будет способствовать процветанию нашего города, оно механизирует ваш тяжелый ежедневный труд, на подобном станке вы сможете быстро и без затраты больших усилий изготавливать крупноузорчатые ткани.

Изобретатель углубился в детали устройства механизма, объяснив, что каждое отверстие в кардной ленте соответствует части определенного узора. Затем Жаккард подошел к своему станку и начал работать.

Габриэль затаив дыхание, внимательно следила за его работой. Ремиза приводилась в движение ножной педалью, и после того, как набиралась часть узора, ткач отпускал педаль, лента двигалась дальше и постепенно делала полный оборот, после чего весь процесс повторялся, а вместе с ним на ткани повторялся и узор. Габриэль находилась под сильным впечатлением от всего увиденного: если оборудовать этими станками мастерские, производство лионского шелка возрастет тысячекратно!

— Что ты думаешь об этом? — нетерпеливо спросила она Анри.

Тот пожал плечами и уклончиво ответил:

— Изготовленная на таком станке ткань проиграет в качестве. Все же ручную работу ничем не заменишь.

— Однако на станке изготавливается конечный продукт шелкоткацкого производства, а использование механизма позволит ускорить процесс выпуска ткани, снизить ее себестоимость. Таким образом, многие люди получат, наконец, возможность покупать и носить шелк.

Анри всегда испытывал возмущение по поводу настойчивого интереса сестры к шелкоткацкому производству и коммерции, что было, по его мнению, совершенно неженским делом.

— Шелк никогда не был общедоступен. И никогда не будет дешёвой тканью для всех и каждого — если только я хоть что-либо смыслю в этом деле.

Габриэль не проронила ни слова в ответ. Она знала, ято спорить с Анри бесполезно. Их взгляды на жизнь никогда не совпадали. Что же касается остальных шелкопромышленников и торговцев, то их отношение К новому станку было неоднозначным: одним он понравился с первого взгляда, у других вызвал чувство неприятия, они вполне разделяли опасение Анри. Шелк был их богом, и поэтому ничто не должно было угрожать его качеству. Гул их голосов постепенно нарастал, однако их заглушили громкие крики, доносившиеся из толпы собравшихся ткачей, где тоже шли споры и имелись разногласия.

— Твой станок приведет к тому, что мы все подохнем с голоду, Жаккард.

— А где будут работать наши дети?

— Ты изменил законам нашего ремесла!

Постепенно толпу ткачей охватил страх — это был страх за свое рабочее место, за возможность прокормить семью. Они понимали, что механизированный ткацкий станок оставит многих из них без работы. Всегда живший впроголодь народ, в памяти которого еще свежи были воспоминания о пережитых после Революции годах нужды и голода, начал потрясать кулаками, грозя расправой со своим благодетелем, в чьих благодеяниях ткачи, по их мнению, вовсе не нуждались. Жаккард тем временем отошел от стоящего в центре подиума станка и попытался успокоить публику.

— Друзья мои, вы ошибаетесь, делая неправильные выводы! Мой механический станок никого из вас не лишит работы! Напротив, спрос на ваш труд еще более возрастет, у вас будет такое количество заказов, о котором, вы даже и не мечтали! Вы получите возможность одеть в лионские шелка весь мир! Подумайте, наконец, о ваших детях! Отныне они смогут расти высокими и стройными, потому что их тела не будет больше уродовать постоянный тяжелый труд, они станут здоровыми, получив возможность бывать на воздухе, а не дышать целыми днями пылью мастерской, нанося непоправимый ущерб своим легким! Я сам, будучи ребенком, вынужден был трудиться и потому знаю, о чем говорю. Если бы не этот адский, двенадцатичасовой труд в детские годы, мое здоровье было бы намного крепче. Не беспокойтесь о потере своих заработков, вы будете зарабатывать намного больше, чем сейчас! Работая на моем станке, вы будете меньше уставать, а это значит, вы сможете выполнить больший объем работы, и ваши доходы неизбежно возрастут. Мало того, они будут постоянно расти, так как все больше и больше людей различного достатка смогут позволить себе покупать шелковые ткани, благодаря более низким ценам на них, которые обеспечит мой станок!