Зеркало сновидений - Валерия Вербинина

Не заставив себя упрашивать, Евдокия Петровна села напротив племянника и изложила все, что только что узнала от Елены Ивановны. Сергей Васильевич время от времени подавал глубокомысленные реплики, например: «А!», «Неужели?», «Хм!», «Однако!» и прочие в том же духе; но если бы кто-нибудь мог прочесть сейчас мысли Ломова, он бы несказанно удивился. С одной стороны, Сергей Васильевич еще не вполне отошел от книги и размышлял, как досадно то, что оригинальных рецептов ядов Борджиа не сохранилось и авторам приходится довольствоваться слухами, а с другой — с другой он пытался представить себе, что подумает о происходящем баронесса Корф, и ему становилось одновременно страшновато и весело, как бывает, когда смотришь с края пропасти на бегущий внизу поток.

— Теперь, во всяком случае, совершенно ясно, что Арсений и эта девушка действительно видят вещие сны, — подытожила тетушка.

— Да уж, — хмыкнул Ломов, потирая усы, — не хотел бы я им присниться.

Евдокия Петровна вспыхнула.

— Сережа, я не хочу сказать ничего такого, но ты… иногда ты все-таки меня удивляешь. Конечно, тебе было бы легче, если бы все жизненные факты и события можно было выстроить во фрунт, скомандовать им «налево», или «кругом марш», или еще как-нибудь… Но не бывает же так, пойми, не бывает! Случаются и необъяснимые случаи, и просто чудеса…

— То, что один человек погиб, а другой, скорее всего, умрет, — это чудо? — спросил Сергей Васильевич, насупившись.

— Но их же никто не убивал, — пробормотала Евдокия Петровна, теряясь от тона своего племянника. — Это судьба, понимаешь? Оленька и Арсений просто увидели во сне будущее. Вот и все!

— Знаете что, — внезапно проговорил Ломов, — расскажите-ка мне еще раз, что там произошло, и не упускайте ни одной мелочи. Я хочу знать, кто что говорил, кто как себя вел и, главное, кто где находился, когда молодой Шанин вышел из комнаты.

— Но меня ведь там не было, — ответила тетушка, глядя на него с удивлением. — Я знаю только то, что мне сказали… А что, собственно, ты хочешь узнать?

Пока Сергей Васильевич выспрашивал у своей родственницы подробности случившегося, сам хорошенько не зная, что именно он хочет найти, Амалия ехала в открытой коляске по улицам Петербурга и возле набережной заметила знакомое лицо. Ларион плелся с удрученным видом, едва волоча ноги, и даже не смотрел по сторонам. Амалия велела кучеру подъехать поближе к тротуару и окликнула молодого человека. Ларион поднял голову, узнал баронессу, поздоровался и сделал попытку улыбнуться.

— Что случилось, Ларион Алексеевич? — спросила Амалия. — На вас лица нет.

— Я только что из госпиталя, — ответил Ларион и обрушил на собеседницу бессвязный поток слов о том, что произошло сегодня в полдень в доме Левашовых.

— Доктор Дегуров сказал, что Колю нельзя оставлять дома, понадобится операция, и, возможно, не одна… Его отвезли в больницу, Володя поехал туда же, я — с ним. Поручик Истрин тоже вызвался поехать, но Володя закричал: «Нет! Вы уже и так сделали все что могли». Вмешалась Машенька и стала уговаривать Володю успокоиться. Никто ни в чем не виноват, это был несчастный случай… Оленька тоже сказала дрожащим голосом, что она не виновата. Володя посмотрел на нее и спросил так, что у меня внутри все перевернулось: «Думаете, мне от этого легче?» Я читал, что близнецы часто очень привязаны друг к другу, больше, чем обычные братья, — добавил Ларион. — В госпитале Володя был сам не свой…

Амалия всегда гордилась своей выдержкой, но сейчас ей стоило большого труда не показать того, что она чувствовала. Ее так и подмывало закричать во весь голос: «Не верю, не верю, не верю! Этого не может быть!» И мало того что закричать, но еще и, как маленький ребенок, топнуть ножкой и стукнуть по сиденью кулачком…

…Почему не может быть, собственно говоря?

— Знаете что, Ларион Алексеевич, — сказала Амалия вслух, — я, наверное, должна сейчас нанести визит Левашовым. Вы меня очень обяжете, если присоединитесь ко мне.

— Но Коля не сын Левашовых, — пробормотал студент, с удивлением глядя на собеседницу. — Он…

— Да, я знаю, но он разбился именно у Левашовых. Едемте, я хочу взглянуть на лестницу, где он упал.

— Я и сам упал на ней недавно, — заметил Ларион, — не сильно, конечно, но все же это было неприятно. Может быть, вы даже помните, — прибавил он с надеждой, — вы тогда находились в доме.

На следующий день Амалия приехала к Ломову за четверть часа до назначенного времени, переоделась в костюм для фехтования и взяла шпагу. Первым же выпадом она обезоружила противника и через несколько шагов загнала его в угол.

— Туше! Вы труп, Сергей Васильевич.

Досадуя, что позволил застать себя врасплох, Ломов подобрал свою шпагу и вернулся в исходную позицию. Но, хотя он держался начеку, Амалия и на этот раз едва не обезоружила его.

— Да что с вами такое творится? — изумился Сергей Васильевич после того, как Амалия перешла в нападение и погнала его по залу в манере, которую ни один человек на свете не назвал бы женской. — Корпус, корпус! Следите за левой рукой… А, черт!

Амалия второй раз выбила у него шпагу, которая описала в воздухе высокую дугу и отлетела к окну, и остановилась.

— Что вы стоите — наступайте! — сердито крикнул Ломов.

— Надоело, — ответила Амалия сквозь зубы и села на стул в углу, не выпуская шпаги. Увидев выражение лица баронессы, Сергей Васильевич решил от греха подальше повременить с замечаниями относительно ее стиля нападения.

— Выкладывайте, — просто сказал он.

Ломов был почти уверен, что знает, о чем именно пойдет речь, и чутье его не подвело.

— Слышали, что случилось с Николаем Шаниным? — спросила Амалия.

— Слышал.

— Я вчера встретила Лариона Маслова и поехала к Левашовым, посмотреть, где все произошло, — сказала Амалия.

— Вы ведь были у них в доме и видели эту лестницу, — напомнил Ломов. — Как и я.

— Да, но тогда я к ней не присматривалась. Сейчас — другое дело.

— И что же?

— Лестница действительно не слишком удачная. Высокая, крутая, упасть с нее вполне можно. Но…

— Продолжайте, — бесстрастно велел собеседник баронессы.

— А смысл? У меня ничего нет. — Амалия раздраженно повела плечами. — Можно надеть чужое подвенечное платье и умереть от остановки сердца. Можно упасть с лестницы и разбиться. Кто сказал, что нельзя?

— Вы, — отозвался Сергей Васильевич и, прищурившись, мягко добавил: — я ведь не ошибаюсь?

Кусая губы, Амалия постукивала кончиком шпаги о пол.

— Профессор Ортенберг должен был ехать в Данию, — промолвила она наконец. — Теперь он остается в Петербурге, чтобы изучить, как он выражается, «совершенно исключительный случай двойного ясновидения». Графиня Хвостова в экстазе. — Амалия поморщилась. — Уже давно у петербургского общества не было таких развлечений… Графиня и мне прислала приглашение на очередной вечер, а я не хочу туда идти. Боюсь, что наговорю всем дерзостей.