После конца. Часть 1 - Герман Филатов

Саймон! — воскликнула она и оперлась левой рукой о столешницу.

— Что это за таблетки, мама? — спросил он у нее, проходя на кухню. — Тебе плохо?

— Нет. Все нормально. Это витамины, — сразу же ответила она. — Женские витамины, которые уже положено пить в моем возрасте. А ты почему еще не спишь?

— Я в туалет вышел, захотел воды, — на ходу соврал подросток. — Зачем ты пьешь витамины так поздно ночью? — продолжали обмениваться вопросами (и, судя по всему, обманчивыми ответами) сын и мать.

— Мне не спиться, — ответила Кларисса и, взяв стакан, налила в него воды и передала Саймону.

Взяв его, подросток выпил все его содержимое до дна и поставил посуду на место.

— Слушай, сынок, — когда они вышли в коридор, позвала его Кларисса.

— Да?

— Ты же помнишь про мою шкатулку для украшений? Та, что в шкафу?

— Конечно, — кивнул Саймон. — А что такое?

— Да так, ничего, — ответила она, улыбнувшись при этом с какой-то странной проникновенной добротой. Нечасто подросток видел подобное. — Все хорошо, просто хотела знать, что ты не забыл о ней. Спокойной ночи.

— Ага. Спокойно ночи.

Подросток развернулся и направился к себе в комнату, но его остановил оклик Клариссы.

— Саймон?

— Что?

— Я люблю тебя.

— Я знаю, мам, — кивнула он. — Я тебя тоже.

Когда она скрылась у себя в спальне и прикрыла за собой дверь, Саймон направился к себе и, чувствуя какую-то необъяснимую тревогу, лег в кровать и почти сразу же отключился.

Несмотря на быстрое засыпание, ночка выдалась беспокойная. Проспав всего часа четыре, он пробудился от какого-то нехорошего сна, суть которого позабыл уже спустя несколько минут, и все остальное время до утра провел в раздражительном полудреме. Ворочаясь с бока на бок, потом на спину, затем на живот, а потом обратно на бок, он перекручивал свое одеяло всевозможными способами, но найти удобное положение подростку так и не удалось. За полчаса до подъема он плюнул на попытки нормально заснуть и, встав, взял с полки свой плеер.

Воткнув наушники и включив громкость на среднюю мощность, Саймон вновь лег на кровать, прикрыл одеялом ноги так, чтобы скрыта была только их часть ниже колен, и, сложив руки под голову, принялся прослушивать сборник своих любимых песен, помещенных в отдельную папку.

Подрыгивая ногами в такт ритму музыки, Саймон чуть слышно подпевал солисту, как вдруг в его плечо что-то постучало. Вздрогнув, он открыл глаза и увидел перед собой чуть одутловатое ото сна лицо Ники.

Выдохнув, брат вытащил из левого уха наушник и услышал мелодию своего будильника.

— Доброе утро, — сказала ему сестра.

Время пролетело незаметно.

— Ага, доброе, — кивнул ей Саймон и, поднявшись, торопливо подошел к столу и отключил будильник.

Развернувшись, он увидел опустевшую комнату и услышал шлепающие звуки ног в коридоре неподалеку от его двери. Выдернув из уха второй наушник, подросток потянулся и направился на утренние процедуры.

Войдя в ванную комнату, он подошел к раковине и увидел по краям пятна свежей зубной пасты. Вздохнув, Саймон открыл воду и принялся их отмывать, одновременно с этим представляя, как он после пойдет и начнет ругать за это сестру.

Почистив зубы и умывшись, подросток направился по обратному пути, коридору, который он уже обошел миллион раз, но на счет плана с Никой передумал и вернулся в свою комнату. Заперев за собой дверь, он вздохнул, уперев при этом кулаки в бока с мыслью «ох, еще один скучный однообразный денек», а затем направился к своему письменному столу и вытащил из шкафа учебники и тетради. Ему хотелось сразу окончательно отделаться от домашней работы, которую ему задает мама в начале каждой новой недели.

Открыв учебник по математике, он нашел нужное задание и провел еще влажным пальцем по сухой странице…

Вдруг раздался крик Ники. Опешив, Саймон замер. Мальчик еще не знал, что стряслось, но внутри него все буквально оборвалось, казалось, словно кто-то окатил его нутро ушатом ледяной воды.

Крик сестры был не таким, как если бы она упала и больно ударилась ногой, или вроде того. В нем присутствовало что-то такое, что до сих пор не было знакомо подростку.

Не отдавая отчета своим действиям и чувствуя, как сердце ускорилось в груди до сумасшедшего ритма, он резко встал со стула и ударился бедром о край стола, но даже не заметил этого. Как и перевернувшегося и с грохотом упавшего стула.

Быстрым шагом преодолев расстояние до двери, он услышал еще один крик, который на этот раз был словом, но подросток его не смог разобрать из-за крови, бурным водопадом шумящей в ушах. «Чух-чух, чух-чух». Распахнув дверь, Саймон перешел на легкий бег, и вдруг ему навстречу из материнской спальни вышла Ника. Она всегда приходила утром к Клариссе и лежала с ней какое-то время в кровати, пока мать не решала встать. Девочке это нравилось.

Увидев брата, она застопорилась на пороге и посмотрела на него остекленевшими, но в то же время полными растерянности и ужаса глазами, в которых дрожали слезы. Прошло всего несколько секунд, но они показались обоим детям вечностью.

Не задавая каких-либо вопросов, Саймон, даже не пытаясь уложить бардак, происходивший в его голове в этот момент, ринулся вперед и заглянул в комнату. Все его внутренности разом рухнули куда-то вниз. Словно кто-то открыл в его груди дверь и высыпал все, что было внутри в какую-то нескончаемую черную бездну, голодную и жадно пожирающую без остатка даже сам свет.

Она была на полу. Лежала на спине, раскинув руки в стороны, словно какая-то морская звезда. Ее волосы разметались вокруг головы. Она не двигалась.

Протиснувшись в комнату, Саймон подбежал к маме, упал на колени и взглянул в ее чуть посеревшее и потерявшее жизненное сияние лицо. Его половина была перекошена и обвисла вниз, и, сам не зная, откуда, подросток отдаленной частью мозга, свободной от паники, понял, что у Клариссы случился инсульт, и похоже настолько сильный, что она свалилась на пол. Об этом можно было судить по тому, как одеяло наполовину своей длины свисало с кровати. Казалось бы, в такой ситуации Саймон должен был быть в таком шоке, что подобное даже бы не прокралось в его мысли, но это было не так. Несмотря на полную замешательство и страх, он замечал каждую мелочь.

Дрожа так, будто через него пропустили все электричество, которое только осталось на планете, Саймон коснулся трясущейся рукой руки мамы и не почувствовал того тепла, к которому привык. Жизнь покинуло его навсегда, душа покинула его, и осталась лишь оболочка, лишь этот