Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс

Он заставил себя успокоиться. Отдаться на волю индоктринационного вируса – это последнее, что ему сейчас нужно. Пусть это случится позже, когда он вернется на борт «Доминатрикс», где уютно и безопасно. Там можно без риска превратиться в пускающего слюни и лепечущего всякую чушь идиота. В настоящий же момент ему необходима полная ясность сознания.

Чудовище зевнуло, снова погружаясь в сон. У Куэйхи отлегло от сердца.

Он вернулся мыслями к мосту, на этот раз осторожно, стараясь не поддаться благоговейному восторгу перед космическими просторами – восторгу, пробуждавшему в нем вирус.

Неужели он набрел на след человека? Где бы люди ни бывали, они везде мусорят. Корабли исторгают радиоизотопы, оставляя мерцающие пятна на поверхности планет и их спутников. Из скафандров и временных жилищ утекают атомы, создавая вокруг призрачную атмосферу. Брошенные маяки, сервороботы, топливные элементы и иной хлам всегда выдадут стоянку людей. Можно найти замерзшую мочу – маленькие желтые снежки составляют тонкие пояса вокруг планет. Чаще, чем хотелось бы, Куэйхи находил трупы со следами насильственной смерти.

Это было непросто, но у него развился нюх на такие вещи: он знал, где искать. А в системе 107-й Рыб следов пребывания людей не было.

Но кто-то же соорудил этот мост.

Возможно, это произошло сотни лет назад, думал он; к нынешнему времени обычные следы человеческого пребывания могли стереться. Но что-то должно было остаться, если только строители не прибрали за собой с исключительной тщательностью.

Никогда прежде он не слышал о возведении объектов такого масштаба. Для чего понадобилось такое чудо столь далеко от главных центров и торговых путей? Неужели вероятность посещения людьми 107-й Рыб казалась тогда высокой? А может, строители не желали, чтобы кто-нибудь увидел результат их трудов?

Но что, если именно таким и было их намерение: оставить здесь мост – нить, мерцающую в сиянии 107-й Рыб, – до тех пор, пока ее случайно не найдут? И теперь Куэйхи стал невольным участником древней космической шутки.

Но что-то ему подсказывало: это не так.

В чем он был уверен, так это в том, что было бы ужасной ошибкой сообщить Жасмине больше, чем он уже сообщил. И это притом, что он боролся с сильнейшим желанием доказать свою значимость. Доложи он на материнский корабль о важной находке, и его деятельность немедленно будет загнана в жесткие рамки. А предельно сжатое, сухое послание не дает для этого никакого повода. Он мог гордиться собой.

Снова зашевелился вирус, – возможно, на этот раз его пробудила фатальная гордыня. Необходимо обуздать эмоции…

Но было поздно: вирус уже перешел ту границу, до которой мог успокоиться естественным образом. И тем не менее судить о силе приступа было еще рано. Чтобы умиротворить микроорганизмы, Куэйхи пробормотал что-то на латыни. Иногда, если вирус заявлял о себе не слишком громко, это помогало.

Он снова переключил внимание на Халдору, словно пьяный, заставляющий себя сосредоточиться усилием воли на одной точке. Было бы обидно рухнуть на планету, которой Куэйхи только что дал имя.

Звездная номенклатура – сложная область космической культуры, чьи связи ограничены скоростью света. Любое мало-мальски значительное судно несет на борту базы с данными об открытых планетах и планетоидах, обращающихся вокруг различных звезд. В системах ядра – тех, что в пределах десятков световых лет от Земли, – нетрудно пользоваться списками имен, данных века назад, в первую волну освоения космоса. Но стоит чуть углубиться в девственное пространство, и номенклатура усложняется и путается.

По сведениям, которыми располагала «Доминатрикс», никто не давал названий мирам вокруг 107-й Рыб, но это могло означать, что такая информация попросту не поступила в корабельную базу. Не стоило забывать, что архив мог не обновляться десятилетиями; анархисты-ультра предпочитали прямой обмен информацией между своими кораблями, пренебрегая официальными обращениями к планетарным правительствам. При встрече двух или более субсветовиков ультра сравнивали и обновляли свои номенклатурные таблицы. Если на одном корабле обнаруживались названия миров и географических объектов на их поверхности, отсутствующие в базе второго корабля, этот второй корабль, как правило, дополнял свою базу. Новое название снабжалось соответствующим флажком, который снимался только после того, как третий корабль подтверждал это название как общепринятое. Если две базы данных противоречили друг другу, корабли обновляли сразу обе, регистрируя для каждого планетарного тела два названия как вероятные. Если три корабля и более отмечали нестыковку, таблицы топонимов сравнивались в аспекте частотности употребления названия. В этом случае малоиспользуемое стиралось или сохранялось для спорных случаев или неофициальных описаний объектов. Если открывали новую систему, то постепенно данные ей названия обосновывались в архивах большинства кораблей, и этот процесс порой растягивался на десятилетия. Архив Куэйхи, разумеется, не превосходил точностью базы «Гностического восхождения». Королева-ультра Жасмина не отличалась общительностью, так что, возможно, эта система уже имела название. В этом случае любовно подобранные Куэйхи имена постепенно будут выполоты из баз, как сорная трава; если и сохранятся, то лишь как призрачные упоминания на нижнем уровне корабельного сознания.

Но сейчас – и, возможно, на несколько ближайших лет – система принадлежит ему.

Куэйхи назвал планету Халдорой, и пока не придет опровержение, это имя будет официальным, как и другие, – хотя он просто взял более или менее подходящие неиспользованные названия из номенклатурной таблицы. Но не стоило ли ему подбирать имена с большей тщательностью – на тот случай, если система прославится? А это непременно случится, коль скоро выяснится, что мост существует на самом деле.

Куэйхи улыбнулся. Пока что имена кажутся подходящими; он успеет найти другие названия, если захочет.

Разведчик проверил расстояние до Хелы: чуть более ста пятидесяти тысяч километров. Отсюда освещенный лик планеты казался диском из грязного льда, с пастельными тенями цвета пемзы, охры и светлой бирюзы. Когда же Куэйхи сократил дистанцию, объект приобрел отчетливую трехмерность, вырос навстречу, уподобился человеческому глазу без зрачка.

Хела была мала лишь по меркам стандартных планет земного типа. Для луны она выглядела достаточно солидно: три тысячи километров от полюса до полюса при средней плотности, которая помещала ее на верх списка посещенных Куэйхи планетных спутников. На шарике почти отсутствовали метеоритные кратеры. Говорить об атмосфере не приходилось, но достаточно сложный рельеф свидетельствовал о недавних геологических процессах. На первый взгляд Хела была сцеплена приливными силами с Халдорой и всегда обращена к ней одной стороной, но картографические программы быстро установили медленное остаточное вращение. В случае существования приливной связи обращение планеты вокруг своей оси точно соответствовало бы одному сорокачасовому витку по орбите. Земная луна вела себя именно так, и бо́льшая часть известных Куэйхи спутников перемещались подобным же образом: для наблюдателя, стоящего в любой точке поверхности, больший мир, будь это Земля или газовый гигант вроде Халдоры, всегда висит на одном и том же месте.