Тюрьма мертвых - Александр Райн

Меня переполняли какие-то странные сильные чувства. Я ощущал великую радость, такую, которую ощущают люди, достигнув цели всей жизни. Хотелось кричать от восторга, я был готов расплакаться от нахлынувшего счастья. Ее свет тянул свои распростертые объятия, от него шло тепло, которое просачивалось сквозь пространство, проходило через меня, наполняя собой и оттесняя кромешную тьму. Представляю, как по-дурацки выглядело бы мое лицо, если посмотреть со стороны.

Через пару секунд свет полностью заполнил тоннель, и мы растворились в нем. Тюрьма осталась где-то далеко позади страшным беспокойным сном.

Я крутил головой – окружающий мир исчез, словно его стерли ластиком, оставив только белое полотно. Постепенно вагонетка начала сбавлять ход, а через мгновение и вовсе остановилась.

Аккуратно, боясь оставить грязные следы, я ступил на белый блестящий пол и осмотрелся. Стен не было, потолка тоже; кажется, я был нигде и приехал из ниоткуда.

Я – человек, а человеку в таких ситуациях свойственно сходить с ума, звать на помощь, пытаться найти всему рациональное объяснение, хлестать себя по лицу, пробуждая ото сна. Но пребывающее во мне чувство эйфории, как у первокурсника, впервые потрогавшего женскую грудь, отбивало охоту думать.

«Где мы?» – хотел я спросить странного мальчугана, но он исчез, пропала и вагонетка.

Я сделал несколько шагов и вдруг уперся во что-то. Это была стена. Я пошел вдоль нее, и каково было мое удивление, когда через два метра я достиг угла.

Я находился в небольшой комнате. Откуда-то сзади роем шершней прожужжал противный школьный звонок. Он буквально отрезвил меня, и состояние восторга вмиг сменилось легкой растерянностью. Белый свет начал тускнеть, проявились кирпичные стены, а над головой нависла массивная бетонная плита.

Первое, что пришло в голову: «Снова тюрьма?»

Но здесь не было ни кровати, ни решеток, абсолютно пустое помещение, скорее карцер. Звонок прозвенел еще раз, и в одной из стен нарисовалась дверь, которая автоматически распахнулась.

Помешкав несколько секунд, я прошел сквозь нее и попал в узкий малоосвещенный коридор, где сразу уперся в чью-то спину. Спина была большая, просто огромная, ее хозяин был выше меня головы на три.

«Такого кормить – сам с голоду умрешь», – подумал я и слегка ткнул пальцем в его спину, чтобы ненавязчиво привлечь к себе внимание. Но у меня ничего не вышло, словно стоящий спереди ничего не почувствовал.

– Эй, ау, слышишь меня, эй, здоровяк. – Я снова толкнул его, но уже гораздо сильней. Результата ноль.

Заглянуть за этот «шкаф» было нереально. Коридор был узким, я то и дело задевал стены локтями, представляю, каково было этому верзиле.

Я решил, что мне незачем стоять здесь, проще подождать внутри комнаты, пока очередь не рассосется, но не тут-то было. Повернувшись, я увидел перед собой чужое лицо, наполовину скрытое седой бородой.

– Здесь вроде была дверь, – обратился я то ли к старику, то ли к самому себе.

Лицо молчало, его стеклянные глаза смотрели куда-то вперед, сквозь меня. Я помахал перед ним рукой, пощелкал пальцами, но он даже не моргнул.

Это раздражало, тогда я толкнул старика прямо в грудь, но он остался стоять на месте, а вот я, отпружинившись, отлетел назад. Больно стукнулся о дубовую спину здоровяка, которая, по ощущениям, была такая же бетонная, как и грудь бородатого.

«Кажется, мне отсюда не выбраться. Придется двигаться вместе с ними».

Нет ничего хуже очередей, особенно если они практически не двигаются. Стоит вспомнить больницы, почту, банки, везде эти проклятые очереди, и кажется, что в них ты безнадежно теряешь драгоценное время, которое мог посвятить чему-то более достойному. То же самое и здесь.

Мы шаг за шагом преодолевали метровое расстояние, и все, чем я мог занять себя, – это собственные мысли.

Странно, но здесь они работали иначе, были ясными, лишенными эмоциональной оболочки, я как будто смотрел на себя со стороны и понимал, что в своей жизни сделал правильно, а что нет.

Мне стало интересно, я начал вспоминать с самого начала, с первого момента, который запомнился.

Это был детский сад, младшая группа, мы сидели за столом, кажется, завтракали. Я размазывал по тарелке манную кашу, ужасно не любил ее, особенно эти дурацкие невкусные комочки и отвратительный запах кипяченого молока.

Справа от меня – белокурая девочка с ярко-красным бантом на волосах. Имени ее не вспомнить, зато я помню, как она ест творожную запеканку с вареньем. Меня это ужасно бесит, почему она ест, что вкусно, а я должен давиться этими белыми соплями? Дело в том, что эта девочка – дочка воспитательницы, отсюда и привилегии.

– Можно мне тоже немножко? – прошу я ее поделиться.

– Нет, ешь свои сопли, – отвернула она свой маленький вредный нос от меня.

Тут-то ей и прилетела на голову манная каша, которую я вывалил из тарелки. А дальше логичная сцена – слезы, крики воспитательницы, угол, родители, которых вызывают прямо с работы, долгий разговор дома, никаких игр во дворе целую неделю, и я – маленький злобный комок, ненавидящий всех вокруг и не понимающий, как устроен мир.

Где справедливость? Почему я должен есть то, что дают, почему мне отказали в просьбе поделиться? Почему я наказан за то, что хотел быть услышан?

Теперь мне все это кажется таким очевидным, понятным, я знаю, где был прав, а где нет. Это осознание пришло ко мне сейчас, спустя столько лет. Мне понравилось, я начал копаться дальше, время позволяло.

Мне пятнадцать. Отец уже бухает, мать не в силах терпеть его поведение и на несколько дней уезжает к бабушке, я предоставлен сам себе. Переходный возраст, старшие классы, внутри кипит кровь, энергии столько, что хоть каждый день бегай марафон.

Тут этот пьяный демон врывается в мою комнату в тот момент, когда я разговариваю по телефону с Дашкой Платоновой из параллельного класса. Между нами ничего нет; мне бы хотелось, чтобы было что-то, но я слишком застенчив, пуглив. Поэтому мы просто обсуждаем, как пойдем в выходные гулять всей компанией к фонтану – в то время там собиралось немало народа. Мы скидывались мелочью, покупали море пива, играли на гитаре, болтали до самого заката.

– Где мать?! – орет папаня своим безумным голосом.

– У бабушки, – отвечаю я, не глядя в его сторону, и продолжаю разговор.

– Позвони ей!

– Возьми и сам позвони!

Эта ситуация и подобные были нормальным состоянием нашей семьи. Отец бухал с самого утра и, достигнув нужного эффекта, начинал свое «шоу», в котором приходилось крутиться всем, независимо от того, купил ты билет или стал его случайным участником.

– Ты совсем о***л, щенок!

Я понимал, что происходит и как будут развиваться события дальше, но старался надеяться, что в его голове щелкнет что-то, включится разум, и он поймет, как сильно он неправ и к чему может привести такое поведение. Но…